Теория большого взрыва

29 мая 2014

Этим летом нас снова попытаются убить. Красиво, дорого и со смаком нам расскажут очередные истории о разнообразных угрозах человечеству.

Есть такой интересный человек, доктор медицинских наук, преподаватель психиатрии Гарвардской медицинской школы Стивен Шлозман. Он же — консультант зомби-фильмов в Голливуде, получивший там кличку «Доктор З». Так вот, однажды Стивен Шлозман описал такой случай: в 2010 году он присутствовал на ежегодном собрании членов Американской психиатрической ассоциации в Новом Орлеане. Вообще-то психиатры собрались обсудить «Отвращение» Романа Полански. Но поскольку мероприятие посетил Джордж Ромеро, а среди работников сферы психиатрии оказалось множество его поклонников (кто бы сомневался!), то разговор быстро скатился на обсуждение зрительского очарования зомби-апокалипсисом и катаклизмами и разрушительными переменами в целом. Самым честным Шлозман счел аргумент местного врача, пережившего ураган «Катрина». Новоорлеанец признался, что когда он сидел на своем крыльце в отрезанном от всего мира городе, он вдруг почувствовал облегчение. Потому что было во всей этой катастрофической ситуации что-то простое и понятное. «Один из моих пациентов говорил мне нечто похожее, — отмечал Шлозман. — Пациент посмотрел фильм „Я — легенда“ Френсиса Лоуренса и заявил, что зомби-апокалипсис — это здорово. Нет ни рабочей суеты, ни домашних обязанностей, ни экзаменов, ни проблем с девушками. Нет ничего сложного. Ты просто живешь ради того, чтобы пережить эту ночь, просто живешь».

Вообще-то зрительскую любовь к катастрофам объясняют по-всякому. Есть даже версия, без которой нынче вообще никуда — «виновата Америка». Бедствия сцементировали американцев как нацию, потому именно в американской культуре с таким пылом о них размышляют. The Culture of Calamity культуролога Кевина Розарио как раз об этом. Он пишет об укреплении религиозности и, что еще интереснее, об укреплении федеральной власти в ходе борьбы с угрозами или с последствиями катаклизмов. Конечно, извлечение политической выгоды из катастрофы не в Америке придумали, но в США это превратилось в национальную стратегию. И уже не только в связи со стихией — меры по укреплению безопасности, принятые после 11 сентября 2001 года, автор тоже вписывает в свою теорию. Голливуд играет в системе важную роль. «Катастрофы развлекают зрителя, но они и закладывают культурную основу для усиления системы национальной безопасности», — считает Розарио.

Теория, конечно, привлекательная. Но все равно ничто не сравнится с главной, самой популярной и самой очевидной причиной зрительской любви к фильмам о попытках выкосить нашу цивилизацию (отдельно взятую страну или даже небольшой городок). Или о том, какой совершенно иной будет жизнь после того, как, наконец, жахнет. Причина в наших страхах, в усталости от них, в желании определенности. Именно эту жирную теорию отлично иллюстрирует случай, описанный Стивеном Шлозманом.

Человечество всегда чего-то боялось, но с XX века его трясет почти без перерыва. Конкретно последние лет шестьдесят мы боимся ядерной войны, экологических катастроф, эпидемий, русских, китайцев, искусственного интеллекта, миллениума, 2012-го года. Это еще не считая всяких изысканных фобий типа психотронного оружия (привет, колпак из фольги!)

Кинематограф с готовностью обрабатывает актуальные страхи. К примеру, во время холодной войны в моду вошли фильмы о вторжении инопланетян: «Нечто» Кристиана Найби (говорят, на самом деле его автор — Говард Хоукс), «Война миров» Байрона Хэскина, «Вторжение похитителей тел» Дона Сигела. Развитие высоких технологий обернулось лавиной сюжетов об умных машинах, которые пытаются нас уничтожить. Страсть к зомби-кино — широчайшее поле для трактовок. Тут и страх эпидемий, и недовольство обществом потребления. Связывают любовь к зомби-кино и с переживаниями по поводу нестабильности экономики. Некоторые волны зомби-моды действительно совпадали со временами экономического спада. В годы Великой Депрессии появился «Белый зомби» с Белой Лугоши (при бюджете в 50 тыс. долларов он собрал 8 млн.). А «Ночь живых мертвецов» Джорджа Ромеро вышла на экраны в эпоху системного кризиса 1968-1973 гг.

Страхов много, они перемешиваются, доводят современного человека до полной дезориентации. «Апокалиптические убеждения были на подъеме в последние 40-50 лет, — говорит доктор философии Лоренцо ДиТоммасо, (в Oxford University Press вот-вот выйдет первый том из запланированной им трилогии The Architecture of Apocalypticism). — Разрозненные фобии слились воедино и привели к ощущению, что человек не способен решить современных проблем. Должна быть какая-то иная сила, которая со всем справится. С библейской точки зрения бог будет решать проблемы, с атеистической — различные катастрофы». То есть сила, которая однажды прекратит эту истерику, может показаться даже желанной. Ей захочется посочувствовать. Допустим, сопереживать несущемуся к Земле куску мертвой материи сложно. Хотя Ларс фон Триер нас почти заставил, так что и в этом вопросе есть подвижки. Зато конкретным персонажам, ломающим мир, — это пожалуйста. Таких героев, чаще всего они политически мотивированы, дарят нам фильмы самого разного уровня, от классики и тех, что с претензией, до максимально милых и дурацких.

Вот пример из классики: затворник с манией величия Карл Стромберг («Шпион, который меня любил») и фашист с грустными глазами Хьюго Даркс («Лунный гонщик») одержимы идеей разрушить порочный мир и создать новый. И выглядят они достойнее многих своих коллег по бондиане. Еще вспоминается история с «V значит Вендетта». Не будем вдаваться в подробности мутации серьезного графического романа в балаган (предусмотрительный Алан Мур заранее возмущенно открестился от проекта). Но сам V точно получился прекрасным. А уж финальная сцена с разрушением британского парламента под музыку Чайковского определенно привлекает а не отталкивает.

Да что там, в джинсы облачились уже самые отсталые слои населения, образ злодея со своей правдой проник даже в кондовое царстве Брюса Уиллиса, в «ореховую» франшизу. В «4.0» Америку пытается разрушить талантливый программист, которого незаслуженно выпихнули из Агентства Национальной Безопасности, и теперь он угрожает стране тем, о чем когда-то ее же и предупреждал. И хотя у сыгравшего эту роль Тимоти Олифанта лицо прощелыги, сам персонаж не прикрывается идеологией, а честно ее исповедует. В пятой части создатели пытались вернуться к классическому криминальному раскладу, и это была самая неудачная (с точки зрения как зрителя, так и критики) серия франшизы.

В общем и целом подобное кино чаще всего просто почесывает зрительские страхи, на время расслабляет. Польза его очевидна. «В неспокойном и непредсказуемом мире созерцание катастрофы на экране для нас как якорь, и помимо прочего мы убеждаемся в том, что наша собственная жизнь не так уж и плоха», — считает Джули Норэм, профессор психологии Уэллсли-колледжа. Норэм — автор книги The Positive Power of Negative Things, она убеждена в практической пользе таких прививок негатива.

Так что вот вам пять фильмов, в которых речь пойдет о наших страхах и вероятных катаклизмах. И пусть нас накроет этим летом.

«Грань будущего»

Том Круз, Эмили Блант и Брендан Глисон в фильме Дага Лаймана. Инопланетяне пытаются поработить человечество. Европа почти разрушена, русские с китайцами держатся, уязвимое место прилетевших — большие синие мозги в венчике из щупалец — находится в руинах Парижа. Главный герой много раз гибнет и каждый раз раз воскресает в определенный момент времени, получая шанс изменить расклад сил. Фильм основан на романе экс-айтишника, а ныне известного фантаста Хироси Сакуразака «Все, что тебе нужно, это убивать». Роман стал прорывом для писателя. Права на экранизацию были куплены Warner Bros. в 2009 году. На месте Тома Круза мог оказаться Брэд Питт.

«Трансформеры: Эпоха истребления»

Новая серия франшизы от Майкла Бэя, в главной роли вместо Шайа ЛаБафа Марк Уолберг, да и вообще актерский состав обновили. Понятно, что Майкл Бэй в рамках «Трансформеров» снимает дорогущие, шумные и страшно прибыльные истории про машинки, в которые он влюблен. Но каждый раз в сюжете фигурирует и какая-то гадость, грозящая человечеству. На этот раз обещают появление на сцене неких древних трансформеров. Одно из названий, не принятых в итоге студией, было «Трансформеры: Апокалипсис». Что как бы намекает, что до этого все было сравнительно мирно. В общем, страшно представить.

«Превосходство»

В ролях Джонни Депп, Ребекка Холл, Пол Беттани, Киллиан Мерфи, Кейт Мара, Морган Фриман. Похоже, тут — страхи человеческие перед высокими технологиями. За спиной дебютировавшего в режиссуре оператора Уолли Пфистера маячит исполнительный продюсер Кристофер Нолан (Пфистер — его постоянный оператор и даже получил «Оскар» за «Начало»). Один ученый хочет как лучше, в итоге собственная жена загрузит его сознание в компьютер, и супруги примутся улучшать мир. Критика недовольна. Сборы пока такие: после домашнего проката и выхода в некоторых других странах, включая Китай, фильм собрал около 76 млн. долларов при бюджете 100 млн. Но мы ведь все равно пойдем, правда? Тема же восхитительная!

«Планета обезьян: Революция»

Режиссер — Мэтт Ривз. В главных ролях — Энди Серкис, Джейсон Кларк, Гари Олдман. В «Восстании планеты обезьян» между людьми и обезьянами наступил хрупкий мир, в новом фильме они снова на грани войны. Разумеется, современные серии этой истории находятся под влиянием актуальных проблем. Но идея все равно взята из знаменитой «Планеты обезьян» француза Пьера Булля (замысел романа возник у писателя во время его визита в зоопарк). «Планета обезьян» впервые была опубликована в 1963 году, когда уже пышным цветом цвели страхи по поводу того, что роботы заменят человека и как минимум лишат его рабочих мест. В основе истории Булля — именно страх перестать быть доминирующим видом на планете.

«Навстречу шторму»

Режиссер — Стивен Куэйл, давний соратник Джеймса Кэмерона. Нас ждет классическая тема — буйство стихии. Катастрофа разразилась в городке Сильверстон, оказавшемся во власти торнадо. Метеорологи говорят, что будет еще хуже. Герой — вдовец средних лет — пытается разыскать после катастрофы своего сына. В главной роли британец Ричард Армитедж, снявший костюм Торина Дубощита из «Хоббита» и переодевшийся в штатское. Съемки велись в Детройте (Мичиган).