Спайк Ли — президент жюри несостоявшегося Каннского кинофестиваля в 2020 году

Каннский фестиваль: Воспоминания членов жюри

23 мая 2020; источник: Libération

В год, когда Каннский фестиваль не проводится, французская газета Libération собрала высказывания членов жюри прошлых фестивалей о том, каково это — выбирать, кому вручить Золотую Пальмовую Ветвь. Синемафия перевела их воспоминания.

Победители официального конкурса семьдесят третьего Каннского фестиваля должен был быть объявлен сегодня — но наград не будет. Самый большой фестиваль в мире, который Спайк Ли должен был возглавить в этом году, не состоялся из-за пандемии. Тьерри Фремо, генеральный директор фестиваля, должен в конце июня объявить фильмы, которые должны были войти в программу и получить значок «официальный конкурс каннского кинофестиваля».

Libération попросила бывших членов жюри поделиться воспоминаниями о двух неделях, проведенных в синефильском закрытом мирке, и особенно — о важнейшем моменте переговоров и той напряженности, когда им приходилось обдумывать и распределять столь желанные награды.

Мария де Медейруш, актриса, режиссер

Золотая Пальмовая Ветвь: «4 месяца, 3 недели, 2 дня» Кристиана Мунджиу (2007)

Мария де Медейруш, Квентин Тарантино, Ума турман и Брю Уиллис на ступенях Двоца Фестивалей в 1994 году

«Когда я впервые приехала в Канны, я был молодой актрисой из „Криминального чтива“, фильм получил Золотую Пальмовую Ветвь в 1994 году, и я уехала в слезах, совершенно опустошенной. Не то чтобы на меня была направлена какая-то прямая агрессия, но в то время все молодые актрисы воспринимались как пушечное мясо. „Я бы с ней переспал или не переспал?“ Было полно старых извращенцев, приходивших будто за покупками. Оскорбительная снисходительность была обычным делом, с нами говорили как с идиотками. Когда ты возвращаешься на фестиваль в качестве режиссера, что мне удалось с фильмом „Капитаны апреля“ в программе „Особый взгляд“, уже намного приятнее. А быть частью жюри — лучше всего! Мы находимся в раю кино и синефильства. Жюри под председательством Стивена Фрирза было очень спокойным и доброжелательным, и мы быстро пришли к выводу отдать предпочтение фильму „4 месяца, 3 недели, 2 дня“ Кристиана Мунджиу. Я до последнего сражалась за „Траурный лес“ Наоми Кавасе, потому что я не только нашла его великолепным, но и к тому же мы знаем, что очень мало женщин-режиссеров попадают в конкурс, и, если уж попали, могут претендовать на Гран-при. Другие члены жюри надо мной подшучивали и винили в предвзятости, потому что я также защищала „Доказательство смерти“ Тарантино как кино большого феминистического режиссера. Во многих его фильмах главные действующие лица — женщины. Когда мужики в „Криминальном чтиве“ обсуждают сравнительные достоинства гамбургера, все объявляют его гением; когда у женщин такой же разговор об итальянском Vogue, мы начинаем обвинять его в неуважительном отношении к женщинам! А ведь эти ситуации аналогичны. В обоих случаях он отлично описывает поп-культуру. Стивен Фрирз совсем не разделял мою точку зрения, но во время последнего обсуждения до сих пор в моих ушах звучит его голос: „Пожалуйста, Мария, повтори свой аргумент, потому что мне это очень нравится!“ Я повторила — но никого убедить не смогла».

Эммануэль Дево, актриса

Золотая Пальмовая Ветвь: «Любовь» Майкла Ханеке (2012)

«Чем вы зарабатываете на жизнь?» «Я — член жюри кинофестиваля». С удовольствием бы так и жила. Нет ничего лучше, чем открывать для себя новые фильмы со всех концов света в течение двенадцати дней. Мы находимся практически в заточении с восемью другими людьми, что очень мало, так как все люди, которые посещают фестиваль, являются членами воображаемого жюри, которые сами раздают призы и обо всем имеют собственное мнение. Поэтому после награждения случаются страшные скандалы. «Как? Вы ничего не дали „Священным моторам“ Каракса, но наградили Карлоса Рейгадаса? Да как вы могли?» Самое смешное, что через год никто не помнит, кто что получил.

Под председательством Нанни Моретти у каждого был свой фильм, он был очень демократичным. Андреа Арнольд обожала «После мрака свет» Карлоса Рейгадаса, она сказала, что именно благодаря таким фильмам она стала тем, кем стала, будучи изначально ребенком британского люмпен-пролетариата. Нанни сказал: «Да, действительно, первые десять минут являются исключительными …», мы могли видеть, что его фильм не убедил, но сила убеждения Андреа позволила ему получить приз за режиссуру. Мои любимцем был «За холмами» Кристиана Мунджиу, и мне удалось вручить ему две награды — за сценарий и лучшую женскую роль. Я боролась и за другие награды — но в итоге ограничилась этими. Это как в политике: за фильм можно провести настоящую предвыборную кампанию! Что удивительно, так это неожиданные перемены во время окончательного обсуждения. Во время наших ежедневных встреч мы договорились исключить некоторые фильмы, которые никто не хотел защищать. А в самом конце некоторые из них всплыли. Что произошло в сознании членов жюри, что ранее неоцененные фильмы смогли вернуться в ряд претендентов на призы? Чтение рецензий? Прогнозов? Разговор с другом, телефонные звонки от продюсеров, рекламщиков? Это раздражало меня! Лично я ничего не читала, потому что вечерами я занималась английским для «Времени приключений» Жерома Боннела, съемки которого начались через два дня после закрытия фестиваля. Во время наших встреч все, что говорилось, записывала женщина — помощница Тьерри Фремо. Она молчала, мы забывали о ее присутствии, и я хотела бы знать, что происходит с тысячами записей, которые она делает каждый год.

Эмманюэль Дево, Нанни Моретти, Диана Крюгер, Жан-Поль Готье и Хиам Аббас

Довольно быстро в жюри произошло распределение ролей. Был модератор, был несгибаемый, был разрушитель, который ничего не любит, был тот, кто заставляет людей смеяться. На заключительной пресс-конференции Нанни Моретти сказал, что я очень молчалива, но все же получила то, что хотела. Действительно, я пришла к своей цели. Мне не хватало голоса для Мунджиу, мне удалось его получить. По лицу Жиля Жакоба было ясно, что его беспокоило — ни один французский фильм не был награжден. Когда я вышла из своего пузыря, я обнаружила, что наша раздача призов никому не понравилась. Реакция была настолько сильной, что соратница Нанни Моретти, Сильвия Бонуччи, сказала мне, что она прятала статьи, чтобы его не расстраивать".

Доминик Блан, актриса

Золотая Пальмовая Ветвь:"Розетта" Жана-Пьера и Люка Дарденна (1999)

«Я помню наше изумление от того, что единогласно согласились вручить Золотую Пальмовую Ветвь «Розетте» братьев Дарденн, посмотрев ее в субботу днем, в последнюю минуту, в самом конце фестиваля. Мы вообще не ожидали этого единодушия! Пресса, публика и слухи говорили о вручении Ветви Педро Альмодовару, что очень раздражало нашего дорогого президента Дэвида Кроненберга. И я также помню свое разочарование тем, что наш президент был недоступен, его всегда окружали два его телохранителя, чиновник справа и его жена слева. Он был очень холоден. Я представляла жюри как племя единомышленников, в котором мы все могли бы свободно обсуждать фильмы без всяких манипуляций. От меня полностью ускользнула экономическая составляющая. Я была довольно наивна. Я ожидала банду, которая делится всем и веселится вместе. Я была неправа. К счастью, там был настоящий источник синефилии — Джордж Миллер, режиссер «Безумного Макса». Я не ожидала, что он знает все довоенное французское кино с такой точностью, и это привело его к неожиданным параллелям с фильмами конкурса. С ним можно было покинуть протокольные мероприятия и «спокойно» погулять по улице. В течение этой дюжины дней я жила отшельницей, с железной дисциплиной, мое одиночество прерывали только телефонные разговоры с мужем в четыре утра. Я отнеслась к своей миссии очень серьезно, я решила даже не разговаривать со своим агентом, чтобы на меня не оказывали влияния! И я пропустила праздничную сторону фестиваля. Я встречала людей, которые возвращались утром, растрепанные, с туфлями в руках, в вечернем платье, что меня очень смущало — как вы можете смотреть три фильма в день, делать заметки и в то же время посещать бесчисленное количество деловых встреч?

Для обсуждения фильмов я выбрала английский. Вероятно, это было тактической ошибкой. Потому что есть момент, когда беседа идет очень быстро — и почти сразу уже слишком поздно. Надо быть стратегом и политиком, и, вероятно, прощу быть услышанным на своем родном языке. Есть два случая: либо президент жюри хочет, чтобы список призов отражал мнение всего жюри, либо он предпочитает пометить свою территорию.

Братья Дарденн и Эмили Декьенн

После объявления призов был скандал. Золотая Пальмовая Ветвь «Розетте», призы за актерские работы непрофессионалам за «Человечность» Брюно Дюмона, да еще и Эмили Декьенн за «Розетту» — это было чересчур! В то время никто не знал, что она актриса, даже я. Нас с огромной агрессией упрекали в том, что мы наградили картины о бедняках. На обратном самолете на меня буквально набросился разъяренный продюсер.

А «Розетта» стала классикой, без всяких проблем!"

Бенуа Жако, режиссер

Золотая Пальмовая Ветвь «Дитя» Жана-Пьера и Люка Дарденна (2005)

«Каннский фестиваль на службе кино — или кино на службе Каннского фестиваля? Вопрос возник еще в 2005 году, в том числе, когда я имел честь сидеть в кресле члена жюри официального конкурса. Тьерри Фремо было любопытно узнать как проходят наши обсуждения, переходившие в отчаянные споры. Шли дни, конфликтный диалог между Эмиром Кустурицей и мной только усиливался. По каждому фильму мы были в совершенно, абсолютно не согласны. В последний день все члены жюри подписывают афишу фестиваля. Свою подпись он посвятил мне — «Мой лучший враг». И это было мило!

В первый день он начал свое президентство головокружительной речью о всеобщем благотворительном измерении кино, и мы должны были найти фильм такого качества. Однако вскоре стало ясно, что Кустурица был там только для того, чтобы отдать Золотую Пальмовую Ветвь «Сломанным цветам» Джима Джармуша и дать концерты с его оркестром, на который нас попросили пойти. Я уважаю Джармуша, но «Сломанные цветы» невозможно смотреть, и я не мог вынести дребезжание Кустурицы, особенно когда на следующий день приходится вставать рано, чтобы посмотреть четырехчасовой фильм. Было два фильма, которые я защищал любой ценой. «Оправданная жестокость» Дэвида Кроненберга и «Три времени» Хоу Сяосяня. Кустурица и слышать об этом не хотел! Я помню, как Тони Моррисон также защищала «Оправданную жестокость». Иногда Аньеc Варда увлекалась: ей очень понравился фильм Вима Вендерса «Входите без стука». К концу каждого просмотра все члены жюри спали. Будто школьные прогульщики: звучал храп. Это все последствия дребезга, они все слишком устали из-за своих музыкальных излишеств. Фремо в конце концов предложил организовать показы для двух человек, с Кустурицей и мной, чтобы мы могли поцапаться и помириться. Они проходили дважды, мы были одни в своей ложе, в большом зале. Идея заключалась в том, что противостояние превращалось во вражду, и Фремо казалось, что таким образом оно будет улажено быстрее. Эти очень частные показы также устраивали Эмира, который требовал называть себя El Comandante, на кубинский манер — как Че.

Хавьер Бардем, Эмир Кустурица и Бенуа Жако

Жюри собиралось каждые три дня. Я помню что Джон Ву, известный китайско-американский режиссер, не говорил ни слова по-английски или по-французски, и он ничего не сказал и по-китайски. Его дочь переводила ему наши обсуждения, а он оставался бесстрастным. Но он встал и торжественно попросил выступить после показа фильма «Шанхайские мечты» Ван Сяошуая, единственного китайского фильма на конкурсе. «Я увлечен всем, что вы говорите, и всеми фильмами, которые я вижу, я считаю себя неспособным принять сторону, но я должен сделать заявление. Мы только что посмотрели фильм из моей страны, я должен вернуться туда, чтобы снимать исторический военный фильм. Если „Шанхайские мечты“ вернутся из Канн с пустыми руками, моя судьба как режиссера предрешена, потому что мне нужна вся народная армия для моего следующего фильма». Не было ничего плохого в том, чтобы дать «Шанхайской мечте» приз не из самых главных, и мы решили послушать Джона Ву.

В течение этих двенадцати дней я регулярно встречался с двумя или тремя друзьями-кинокритиками, чтобы проверить, вызывала ли моя реакция некое эхо у людей, с которыми я привык обсуждать фильмы в других обстоятельствах. Потому что когда вы попали в жюри — вы уже не совсем вы. К счастью, сотовая связь почти не работала в отеле Carlton, где я жил. Просто безумие, насколько во время фестиваля обостряется борьба за влияние, давление и какая сила нужна, чтобы всему этому противостоять.

В последний день, само собой — в голивудской вилле на каннских холмах, ходили разговоры о вручении Джиму Джармушу Золотой Пальмовой Ветви. Я сказал: «Что угодно, только не это». Так кто? Я процитировал Кустурице его речь о всеобщем благотворительном измерении кино. Я предложил «Дитя» братьев Дарденнов, которых я любил и которые мне показались соответствующими этому заявлению. Никто не был против. Две Золотые Пальмовые Ветви тоже не были проблемой — у Кустурицы тоже две Ветви. А тут и весь список призов оказался составлен с максимальной скоростью. Мы провели двенадцать дней, споря — а тут напряжение мгновенно спало. В 11:30 утра все было кончено, и оставалось только ждать. Кустурице пришлось организовать карточную игру, Аньес Варда все время спала, и я не помню, чем занялся.

В 2020 году каннский вирус столкнулся с более сильным вирусом."

Кьяра Мастроянни, актриса

Золотая Пальмовая Ветвь (единогласно): «Вечность и день» Тео Ангелопулоса (1998)

«Я не кричу с крыш домов, что участвовала в жюри официального конкурса, потому что продолжаю надеяться, что меня опять позовут, но такой шанс редко выпадает дважды! Мне было 20, я была рада до чертиков и очень волновалась. Разве можно было бы не согласиться с Мартином Скорсезе, главой жюри? Смела ли я приводить аргументы в пользу моего выбора? Я большая поклонница Скорсезе, так же, как и Сигурни Уивер [тоже была в жюри], на «Чужом» которой выросла я и миллиард других подростков. Все немного напоминало «Пурпурную розу Каира: боги моего личного пантеона сходили с экрана и садились рядом. Скорсезе с первой встречи успокоил меня, сказав, что, независимо от нашего возраста и нашей репутации, у нас одинаковая роль и одинаковое право высказывать свое мнение о фильмах. Он сказал нам, что хочет, чтобы мы призами вернули то, что мы получили, посмотрев фильмы. Он открылся перед нами со всей скромностью, как зритель, а не как дающий урок учитель. У нас редко есть возможность послушать режиссеров-антиподов из разных культур и стран, говорящих о постановке чужих фильмов. Участие в жюри Каннского фестиваля позволяет получить этот опыт. Я никогда не чувствовала себя столь бодрой, спя так мало. Мы были очень сплоченным жюри, почти всегда единодушным. Я помню, что Скорсезе, который хотел наградить как можно больше фильмов, создал дополнительный приз: за художественный вклад для фильма «Бархатная золотая жила» Тодда Хейнса.»

Эммануэль Каррер, писатель и режиссер

Золотая Пальмовая Ветвь: «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни», Апитчатпон Вирасетакул (2010)

«В эти двенадцать дней пытаются истолковать как-то всё, что мы говорим, и особенно то, чего мы не говорим. И поскольку нам не дают говорить, малейший вздох, кивок, мимолетная улыбка во время наблюдения за волнами становится неким знаком. Двенадцать дней, когда мы находимся как бы над землей, к нам относятся с величайшим уважением, но когда мы постоянно ощущаем, что, несомненно, есть что-то лучшее, более интересное в другом месте и что мы нечто упускаем. Каннский кинофестиваль именно так работает, и жюри, хоть и находится в самом центре, не становится исключением. За эти двенадцать дней я понял, что я очень плохо умею маневрировать — и что я такой не один. Трое из нас восхищались замечательный украинский фильм «Счастье мое», первый фильм малоизвестного Сергея Лозницы, и хотя трое могли были бы стать силой, мы не были достаточно умны, чтобы фильм не ушел с пустыми руками. Мы задавались вопросом: «Не стоит говорить о Золотой Пальмовой Ветви. Это не сработает. Мы также не можем просить приз за сценарий, фильм не сводится к сценарию …» Мы не поняли, что необходимо начинать максималистом, а уже потом понемногу идти на уступки, производя впечатление великого человека, идущего на компромисс.

Тим Бёртон, тем не менее, был очень внимательным главой жюри. Я не думаю, что раскрою секрет, если скажу, что он очень стеснительный. Он из тех, кто трижды извинится за то, что здоровается с вами, прежде чем поздоровается. Что смешно, так это как неожиданно в жюри распределились роли. В составе жюри был Виктор Эрисе, который снял фильм «Дух улья» с Аной Торрент в главной роли — до того, как ее все узнали благодаря фильму «Выкорми ворона», — и «Солнце в листве айвового дерева», фильм о человеке, который наблюдает за цветением айвы в своем дворе. Не так чтобы блокбастеры. Я был очень рад встретиться с ним и очень горд сказать ему, что я видел его фильмы, и думал, что я такой один в жюри. Но в жюри того года не было ничего особенного в знании работы Виктора Эриса. Он же наслаждался своим особым статусом. Чтобы получить его мнение, нужно было едва ли не пресмыкаться. Он был единственным, кто говорил только по-испански, очень медленно и довольно долго …

Мне запомнилась очень большая степень свободы. В тот год американские фильмы в конкурсе были слабыми. Я думал, что нам придется выбрать один из них, потому что в жюри было много американцев, включая Бёртона. Ничего подобного! Они ни на секунду не пытались навязать выбор по дипломатическим причинам. Мало того, что никто никогда не угрожал моей маленькой независимости, я никогда не чувствовал никакого давления, связанного с огромными финансовыми ставками.

Что касается Золотой Ветви, врученной «Дядюшке Бунми, который помнит свои прошлые жизни» Апитчатпона Вирасетакула, я не был в состоянии спорить. Я заснул во время показа и не скрывал этого. Но я помню, как Тим Бертон был зачарован и поражен этим фильмом."

Оливье Ассайас, режиссер

Золотая Пальмовая Ветвь: «Древо жизни», Терренс Малик (2011)

«Я сожалею об одном, и вы не представляете, насколько: после того, как мы закончили обсуждение и ехали обратно во Дворец фестивалей, у меня случилось озарение. В тот год было просто необходимо вручить специальный приз Мишелю Пикколи, который не получил приз за лучшую мужскую роль в картине «У нас есть Папа!». Я сказал это вслух, все сказали: «Ну конечно!». И было слишком поздно.

Мищель Пикколи на Каннском фестивале в 2011 году

Когда дело доходит до обсуждений жюри, каждый из нас одновременно ведет тысячу битв, каждый спорит о фильмах, которые он хочет защитить, это длится три, четыре часа — но время пролетает незаметно. Я помню, что глава жюри, Роберт де Ниро, был очень внимателен — но не очень хорошо знаком с мировым кинематографом. Я все же был удивлен, когда он сказал мне в самом конце фестиваля: «А ты заметил? Итальянский актер в итальянском фильме — он же и режиссер фильма». Он обнаружил, что Нанни Моретти играл в своих собственных фильмах. Или вот еще что он сказал: «А ничего себе этот финский режиссер!» «Да, это Каурисмяки, он снял 27 фильмов до Гавра».

Да, я кажусь самоуверенным, но совершенно удивительным образом участие в жюри Каннского фестиваля не означает, что сейчас начнется междусобойчик и все будут одинаково узнавать разные референции и отсылки. Среди членов жюри был Джонни То, гонконгский режиссер, который не говорил ни на английском, ни на французском. Из-за языковых ограничений, конечно, сложным было не только обсуждение — но и просто просмотр фильмов. Он цеплялся за знакомые ориентиры, за самые универсальные вещи в жанровом кино. Ему очень понравился «Артист», потому что это был немой фильм, и он все понимал. Джуд Лоу был наиболее знаком с языком мирового кино.

Все знают, что члены жюри живут в вакууме и сплошных привилегиях. Мы переходим из бара в бар, общаясь со знаменитостями. Так себе Голгофа. Мы находимся в таком пузыре, что мир может рухнуть, что мы не заметим. В тот год едва ли шепот дошел до нас из-за скандала со Стросс-Каном, событием, которое явно превзошло по интересу фестиваль — но не для нас. Другим скандалом стала пресс-конференция, на которой Ларс фон Триер произнес антисемитскую шутку. Все принялись рвать и метать. Моя же позиция состояла в том, что жюри судит не моральный облик, и что «Меланхолия» была великолепна. Конечно, это повлияло на распределение призов, потому как он был серьезным претендентом за Золотую Пальмовую Ветвь. Поначалу только мы двое, Джуд Лоу и я, и думали, что «Древо Жизни» Терренса Малика также может претендовать на самую высокую награду. Если нам и удалось сплотить вокруг «Древа» других участников жюри, то это потому, что они потеряли своего фаворита".