фото: Disney
Алена ЛипинаАнна Меликян: «Я снимала комедию»
2 декабря 2014
4 декабря в прокат выходит фильм «Звезда» режиссера Анны Меликян. Мы пообщались с Анной и выяснили, о чем кино и трудно ли было его делать.
Анна Меликян полюбилась зрителям после «Русалки» — фильме о необычной девушке, умеющей разговаривать с морем. «Звезда» — снова фильм о героине не от мира сего, о любви, открытом сердце и одиночестве. В картине перед нами — треугольник из человеческих судеб. Маша отчаянно хочет стать звездой и для этого улучшает себя с помощью пластических операций. Рита — любовница олигарха, которая хочет забеременеть и выйти за олигарха замуж. Костя — сын олигарха, который уверен, что его никто дома не любит, а сам он любит Машу. Маша же — как хомячок из анекдота: вроде не любит никого. Но это только на первый взгляд.
— Как вы нашли тему для этого фильма? Почему после «Русалки», современной сказки, такая драма?
— Драма? Видимо, если кто-то умирает, это считается драмой. Я всегда думала, что снимаю комедию. Но драма там только в последнюю минуту. У меня, знаете, авторский почерк: весь фильм смеешься, а в конце — бабах — кого-нибудь убили.
Мои темы рождаются из жизни, наблюдений за людьми, которые меня окружают, из мыслей. У меня нет рецептов. Это было так давно, что я не помню, как это родилось. Из каких-то записей, наблюдений, из желания придумать необычную... вернее — наоборот — самую обычную — героиню. Не делать ее героической, как принято в кино, а сделать ее антигероиней — бездарной и неинтересной, но сделать так, чтобы зрители ее полюбили. Вот именно такую, какую, по идее, любить не должны. Одна — жена олигарха, что само по себе неприятно, а вторая — силиконовая дура, что еще хуже. То есть, обе героини обычно в обществе вызывают некое презрение. И потом сделать так, чтобы за эти два часа зритель поменял свое представление о них, полюбил, и смог им сочувствовать.
— Как вы искали декорации-локации, как сложился визуальный образ истории?
— Что касается улицы, то эту концепцию предложила замечательная художник-постановщик Ульяна Рябова, с которой мы делаем вместе вот уже третий фильм, она полноценный мой соавтор. Ульяна предложила сделать Москву строящейся. Это придавало визуальному ряду ощущение опасности, создавало гнетущую атмосферу. Ведь мы тогда так жили — это исторические кадры Столешникова переулка и Кузнецкого моста перекопанных, взъерошенная брусчатка... Мы просто это документально сняли. У меня даже за рубежом друзья спрашивают: «Неужели Москва такая вся?» Потому что по фильму у них сложилось ощущение, что Москва — это одна большая стройка. Я этому рада, потому что мы эту цель и преследовали.
Все остальные объекты, интерьерные, тоже специально искали. Очень интересный процесс, потому что когда у тебя постепенно появляются картинки, кино начинает вдруг оживать. К примеру, больница. Это может быть просто обыденный кабинет — и что на него смотреть, кому это интересно? Мы отправились в Сколково и из него сделали такую вот интересную больницу. То есть, если у меня в сценарии написано «больница», это не значит, что надо искать больницу. Мы ищем то, из чего можно сделать больницу. Например, кабинет в больнице — это комната в доме на Рублевке. Из мельчайших деталей создается объект. Галерея — это место для сброса мяса на Микояновском заводе. Поэтому в фильме звучит фраза, что это канализация. Такие вот необычные объекты. Мы просто искали нечто интересное и потом дорабатывали найденное для своих целей.
— И дом?
Дом олигарха — это реальный дом, да. Он такой страшный, холодный. Хотелось именно этих ощущений в тех сценах.
— А ночной клуб?
— Ночной клуб мы тоже нашли. Он открывался только на разные мероприятия, в остальное время был недействующим. Это реальное здание, но снимать в нем было странно: гигантское помещение, и оно не действует. Я узнала, что после наших съемок его снесли. Вполне ожидаемо: занимает много места, но при этом не работает. Мне интересно, в чьем больном создании было принято решение его изначально построить. Я рада, что мы его успели зафиксировать.
— Насколько сложно было искать финансирование под такой проект?
— Финансирование состоит из двух частей: Минкульт нас поддержал — это весомая часть, и еще наша продюсерская компания «Марс Медиа», которая делает уже третий мой фильм, они делали и «Марс», и «Русалку».
— Вы планируете, что он отобьется?
— Мы всегда так планируем. Но понимаем, что кино непростое. На такое ходят мало, но, с другой стороны, я никак на это повлиять не могу. Моя задача режиссера — сделать фильм как можно лучше, донести идею. Дальше уже ничего нельзя планировать. Конечно, хочется, чтобы люди пошли смотреть. Потому что, когда люди в итоге доходят до фильма, чаще всего им нравится. Они смотрят на одном дыхании — это же не артхаус, сквозь который тяжело продираться, это вполне себе зрительское кино. Но вот как сделать, чтобы зритель до него дошел? Как это донести с небольшим рекламным бюджетом? Это работа, которая от меня не зависит, это талант дистрибьюторов, и я очень в них верю, мне вообще очень приятно, что Disney заинтересовался этим фильмом. Обычно они такими проектами не занимаются.
— Да, как у вас все сложилось с Disney, почему именно они?
— А почему нет? Это одна из самых крупных компаний. Мы, конечно, могли пойти в маленькую компанию, которая занимается артхаусом, но поскольку мы верим в то, что это зрительское кино, и оно может дойти до зрителя, мы показали фильм Disney, и им понравилось. Это же все человеческий фактор. Люди посмотрели, им понравилось, они решили им заниматься. Никаких чудес нет.
— Что было самым сложным во время съемок? Было ли что-то, что приходилось преодолевать?
— Да! Однозначно, это был холод. Мы снимали позапрошлой зимой, когда были аномальные морозы. Тогда на улице было —25С в разгар наших уличных съемок. Это был ад! Было очень тяжело! На нас по 15 курток, мы как капуста завернуты, но ты все равно ничего не чувствуешь, у тебя начинает отключаться мозг. И актерам было тяжело — у них языки сводило. Во время съемки финального разговора между Сергеем и Ритой на улице было −25С, актеры выбегали из трейлера только на дубль, потом убегали обратно, так как вообще не могли разговаривать. У Северии видны морщины — это потому, что лицо сводило от холода. Это очень мешало работе. Я помню, что после этих съемок долго не могла выйти из дома. Садилась в машину, если мне куда-то надо было, потом убегала в помещение. У меня была аллергия на холод. О том, чтобы куда-то поехать, на лыжах, например, кататься — не было даже и речи. Я до сих пор тяжело переношу холод, потому что я южный человек. Сейчас два дня снимала, вчера и позавчера — еще не так холодно, но память, видимо, не дремлет. Думаю, в следующем сценарии действие будет разворачиваться у моря, чтобы все в бикини... больше никаких холодов!
— А что сейчас снимаете?
— Два последних дня снимала короткометражный фильм для аукциона Светланы Бондарчук. Она делает прекрасный благотворительный аукцион под названием «Экшн». Разные режиссеры снимают короткий метр — все бесплатно, естественно, а потом эти фильмы продаются, и все деньги идут в разные благотворительные фонды. Я уже сняла два фильма для них, сейчас снимаю третий. Еще я сняла полнометражный фильм «Про любовь», он, надеюсь, выйдет в следующем году.
— Какие-нибудь идеи для будущих работ есть?
— Нет. Честно говоря, то, что я так быстро сняла новый фильм после «Звезды» — очень необычно. У меня обычно очень длинный накопительный период. У меня не бывает так, чтобы сразу пять идей запрятано. Может быть, просто потому, что я быстро перегораю. Когда я читаю свои старые записи, понимаю, что мне это больше не интересно. Одного ребенка выпускаешь, начинаешь создавать следующего. И часто он рождается довольно долго.
