Ольга ВолодинаВладислав Пастернак: «Главное — катарсис, чтобы меня кино увлекло и понесло»
3 января 2017
Мы решили устроить вам новогодний сюрприз и рассказать о тех, кто пишет, смотрит и рассуждает — о наших авторах. Встречайте наш проект — «Интервью с редакцией».
Вот уже почти три года Синемафия пишет вам о кино. Мы рассказываем о новинках; спорим о самых громких премьерах; разговариваем с актёрами, режиссёрами и продюсерами; перечитываем исторические труды — и делимся с вами, в чём же различия между историческим событием и фильмом о нём; не спим ночами, освещая «Оскар»; составляем самые различные топы; советуем, какие фильмы стоит посмотреть, в придуманном нами формате «кинорулетки».
Поэтому мы решили наконец-то рассказать и о нас самих — почему мы любим кино и почему мы пишем о нём. Право первого интервью, конечно, у главного редактора. Так что встречайте — Ольга Володина и Владислав Пастернак.
Наша цель сегодня — раскрыть читателям Синемафии, что такое Владислав Пастернак, с чем его едят (и едят ли его вообще), за что он любит кино и чего он ждёт в 2017 году.
— Первый традиционный вопрос — как ты вообще понял, что любишь кино?
— Мне было почти десять, когда я посмотрел «Терминатор 2» и понял, что я это люблю. Потом долгое время я любил кино как зритель, и даже не особо активный зритель; потом — учился в киношколе «Кадр» на художника-аниматора и общался с людьми, которые любили кино и знали его лучше, чем я.
В старших классах я головой пытался принять, как мне казалось, рациональное решение и идти не в кино, а получать «нормальную» профессию; но я все равно понимал, что профессию-то, может быть, и получу — но всё равно в дальнейшем буду делать кино. Я начал читать журналы: тогда это был КиноПарк, потом Premiere, без преувеличения — любая пресса, в которой было что-то о кино. Смотрел кино на кассетах, обменивался кассетами. У меня был свой своеобразный вкус: меня еще одна продавщица кассет из магазина «Титаник» подсадила на авторское кино, так вкус расширился. Потом были нулевые годы, когда я уже точно понимал, чем я занимаюсь, и любил кино уже окончательно. Но я для себя принял решение, что раз хочу этим заниматься, то должен и знать очень хорошо — и сам себя активно «подсаживал» на кино. Принцип был такой — если я хочу кино заниматься, я должен его сначала максимально насмотреться; и, собственно говоря, максимально разнообразное поле просмотров — не выбирая особенно, «хоть Бессон, хоть Брессон», по этому принципу я старался всё смотреть. Это, конечно, не считая официального кинообразования и курса истории кино.
Чем больше я его знал, тем больше я его любил; чем больше я его любил, тем больше я его знал.
— А как ты оказался на Синемафии?
— На Синемафии я оказался благодаря ЖЖ. Уже в начале 2000-х у меня число киносеансов в год стабильно выходило за 200. А в какой-то момент — году в 2005 — я завел свой первый бложик на Ли.ру, потом вместе с друзьями переехал в ЖЖ. Если изначально бложики мои были обо мне, то потом я потихонечку понял, что обо мне не очень интересно, интересно — излагать свои впечатления о кино и как-то его анализировать. Раз уж я смотрю много кино, то это не должно попадать исключительно в глубины моего мозга, этим имеет смысл поделиться. Начал писать про то, что смотрю, как-то анализировать, рецензировать, и попал в круг киноблогеров, с которыми было интересно общаться. Думаю, человек 20 таких блогеров до сих пор все знакомы, все давно работают либо в кинопрессе, либо в кинематографе, либо в кинопрокате; или наоборот — работники кинопроката или кинопроизводства, которые вели бложики; вот так все и перезнакомились. Где-то в 2008—2009 году такой круг сложился и перешел в оффлайн, а потом уже и возникла «Синемафия» Оли Белик.
— Ты говоришь, что смотришь всё что угодно, но у тебя всё равно есть любимые авторы? Можно немножко о них — кто, почему?
— Ну, как — смотрю я на самом деле уже далеко не всё подряд, я всё-таки сейчас стал более избирателен. Во-первых, утренние сеансы тяжело посещать, потому что или работа, или сон; то есть детское кино, независимые мультфильмы я реже вижу, хотя тоже интересуюсь. И всё равно 250 сеансов в год получается, включая фестивали.
Любимые авторы — на самом деле, когда мне задают вопрос «назови топ-5, топ-10 любимых фильмов» я сразу теряюсь, потому что невозможно выбрать. На КиноПоиске у меня выставлено что-то около 3100 оценок — это то, что я помнил. Думаю, у меня около 300−400 любимых фильмов, сюда можно включать прямо фильмографиями.
Это Джеймс Кэмерон почти весь — кроме, разве что, «Пираний 2».
Это Люк Бессон до «Жанны д'Арк» включительно — она уже так со скрипом проходит, но проходит. После «Жанны д'Арк» мне нравятся его продюсерские работы, а режиссёрская, если честно, ни одна не нравится — разве что «Люси» была неплоха, но она не выдержала второго просмотра.
Это Пол Верховен, обязательно. Я страшно рад, что он наконец вернулся в кино, снял фильм «Она». Я этого ждал 10 лет, с тех пор, как вышла «Чёрная книга».
Это фон Триер, которого я не переносил в конце 90-х. Первое, что я у него посмотрел — «Идиоты», и они меня выбесили страшно, казались эстетически неприемлемыми. А сегодня фон Триер, конечно, у меня входит в список любимых.
Это Балабанов, но не весь. «Брат», «Про уродов и людей», «Война», «Груз 200», «Морфий» — особенно «Груз 200».
Многие фильмы Тодоровского, — это из наших; Рефн сюда входит из актуальных режиссёров; Тони Скотт, и прежде всего «Гнев» и «Домино». Нолан весь вообще, 100%, оценок ниже 10 я бы ему не поставил никогда, кроме, может, «Бессоницы». Майкл Бэй мне всегда нравился очень, и я спокойно и положительно отношусь к «Трансформерам»; понимаю, что это, наверное, bad taste, но я не противник этого кино — и такое тоже пусть будет. Мне нравятся и разные андеграундные режиссёры — например, покойный Юфит.
Сотни фильмов, и фильмы очень разные, и сюда входит как «оскаровский» истеблишмент, так и какие-то европейские режиссёры, и «параллельщики» так называемые, кого там только нет. Есть даже такие фильмы, которых никто не видел, а я видел на каких-то подпольных фестивалях и очень их ценю.
Если резюмировать — мне важны не только сами фильмы, но общая картина кинематографа и киноязыка, которая складывается у меня в голове из количества просмотренных фильмов. Я в этом смысле почти всеяден и, конечно, ценю отдельные прорывы: вот Иньярриту, например. Точнее, даже не он, а Любецки, кинооператор, чей киноязык сильнее, чем язык режиссёра, с которым он работает.
— Когда ты приходишь в кинотеатр и ожидаешь увидеть фильм, что ты хочешь, чтобы было в этом фильме — чтобы он тебе понравился? Чего ты ждешь от фильма?
— Сложно сказать. Если я раньше всё для себя открывал и ждал просто сильного эмоционального эффекта, чего-то интересного и красивого — или не очень красивого, но по крайней мере того, что бы меня сильно впечатлило. Сейчас с таким ощущением первого знакомства сложнее, мало что видишь впервые, потому что ты уже знаешь почерк режиссёра, почерк оператора, и в какой-то степени ради этого и идешь.
Я очень люблю ходить на фильмы, вообще не зная, о чём они — не видя трейлеров, не читая аннотаций. Так я в Каннах хожу на фильмы: когда я составляю себе программу я, конечно, подглядываю в каталог, но в целом стараюсь захватить максимум того, на что успею, как раз в ожидании сюрпризов, полагаясь на вкус отборщиков. Там я жду поднятия интересных тем, интересных ответов и вопросов, жду необычных форм, и в этом смысле меня на фестивалях именно сюрпризы, открытия в киноязыке, киноэстетике и других вещах потрясают. Когда ты приходишь на фильм, еще не знаешь, как его понимать, а ключ к его пониманию находишь в нём самом: ты смотришь 10, 20, 30 минут и врубаешься, что это такое, по какому принципу создано, и дальше испытываешь еще больший эффект от того, что у тебя шевелятся мозги и ты видишь некий новый киноязык, новую форму, новое содержание. Новое открывать очень интересно.
А задача минимум — это просто сильное эстетическое и содержательное впечатление, самое главное — катарсис. Чтобы меня кино увлекло и понесло. Сильный сценарий в этом смысле суперважен, да и остальное — в кино важно всё, все компоненты.
— Есть ли какие-то фильмы, которые ты заранее ждешь в 2017 году?
— Это вопрос сложный, я сейчас, без готового списка вряд ли что-то вспомню. Первое, что в голову приходит сразу — это «Дюнкерк». Я думаю, что он мне понравится, и, скорее всего, у меня будет много споров по поводу этого фильма, потому что сейчас в России стало модно Нолана ругать, а я не вижу для этого ни единой причины. Я пойду на этот фильм как на еще одно откровение от великого мастера (смеётся).
Я жду VIII эпизод «Звёздных войн» в конце года, понятное дело. Жду несколько «оскаровских» фильмов, которые до нас доберутся ближе к «оскаровской» кампании: очень жду «Рождение нации», «Молчание» Скорсезе. Я жду те фильмы, которые компания, с которой я сотрудничаю как байер, должна выпустить; жду, как себя покажут в прокате те закупки, которые мы сделали. В частности, это будет «Коммивояжер» Асгара Фархади; это будет фильм «Берлинский синдром» Кейт Шортланд, который мы купили полтора года назад — кстати, я его еще не видел, мы его купили на основе кастинга, сценария, имени режиссера и других материалов.
— А как ты относишься к каким-то другим формам, кроме полнометражных художественных фильмов, — документальному кино, короткометражному, сериалам?
— Сериалы я, признаться честно, смотрю мало, потому что они длинные и на это нужно много времени, и к тому же я вообще не любитель смотреть кино дома. Я их, естественно, смотрю — поскольку это современная культура и надо быть в теме. Но в сериалах драматургия такая, что в полном метре сегодня очень мало что может с ней сравниться по уровню воздействия на психику, так что смотреть их стоит. За последний год — это «Очень странные дела», «Мир Дикого Запада», «Молодой Папа», — это мне всё понравилось, тронуло.
Короткий метр смотрю много, но чисто профессиональным взглядом в поисках профессионалов; для меня теперь короткий метр — это контрольная работа режиссёра и не более того. Если вдруг получилось искусство — значит, контрольная работа сделана, но такого очень мало. Короткий метр я вообще уже не люблю, я его сам выпустил очень много и, несмотря на то, что в моей жизни он выполнил очень важные функции в свое время, буквально в последние полгода я в нём почти разочаровался, у меня есть ощущение, что он почти никому не нужен, воспринимается как недо-кино, придуманы омерзительные эвфемизмы — типа «коротыш» или «коротышка», я за это готов убивать. Для меня это настолько пройденный этап, что я об этом даже не хочу говорить.
А документалистику смотрю крайне мало, считанные наименования в год — буквально пять документалок, не больше. Но это лучшие документалки, у них большое количество наград, вроде «В лучах солнца» Манского про Северную Корею, фильм «Просветление» — который на самом деле наоборот, «Помутнение» — про сайентологов, такие штуки. Неигровое кино для меня — это скорее публицистика и журналистика. Хотя это, конечно, искусство — в отличие от телевизионной документалистики — но для меня это ближе к лонгридам, чем к большому экрану.
Анимации смотрю гораздо больше, чем документалистики и сериалов. Я к ней отношусь очень уважительно, в какой-то степени я анимацию ставлю даже выше, чем игровое кино, потому что кино — это движение. Если в кино движение фиксируется на пленку или цифру, то в анимации оно создается с нуля руками, и анимация в большей степени кино, чем само кино. Это для меня особый мир, у него есть особые правила, по которым он существует; я его очень ценю и люблю.
— Тогда я не могу не задать вопрос: есть мнение о том, что будущее развития кино — это компьютерные технологии исключительно. Ты согласен?
— Это всего лишь один из тех многочисленных инструментов, которые появились в последнее время — в последние 20−30 лет буквально. Это еще один суперсущественный, суперполезный, суперважный элемент — но это всего лишь инструмент, он не самоценен и никогда не заменит все остальные инструменты. Это всего лишь еще один элемент киноязыка — как, условно, крупный план, который изобрели в начале XX века. А когда появилось звуковое кино, из-за особенностей устройства микрофонов кино стало сниматься на средних и крупных планах, потому что микрофон надо было ближе к актеру подносить и, чтобы он в кадр не попадал, снимали крупнее. Это повлияло на киноязык, но потом поняли, что он в какой-то степени обеднел. Какой-то инструмент, который начинают слишком интенсивно использовать, потому что он «продается», начинает в какой-то момент обеднять киноязык и скорее его портить. Потом, когда мода на него проходит и его технические лимиты становятся понятны, он просто занимает свое место в огромном количестве других инструментов, и кино опять начинает развиваться дальше.
Я думаю, что сейчас цифровые технологии себя еще не исчерпали и мы по-прежнему увидим усугубление их применения, но, исходя из той истории кино, которую я знаю, они через какое-то время займут свое справедливое место в ряду других художественных и технологических приемов и даже перестанут быть самостоятельным sales-фактором — людей нельзя будет завлечь только на спецэффекты, потому что они уже сейчас начали понимать, что в кино возможно всё и дело не в графике. Но графика, конечно, как и все прочие технологии, будет дальше совершенствоваться.
Заменят ли компьютерные технологии живые — не заменят, по одной простой причине. Есть такая вещь, как институт звёзд. Он немножечко трансформировался. Говорят, не имеет уже того коммерческого значения, как раньше — хотя это не так, имеет, и еще какое. Но почему есть звезды? Потому что людям надо на кого-то ориентироваться, кого-то любить, кем-то интересоваться. Даже если удастся создать такой культурный феномен, как виртуальную звезду, как в фильме «Симона», я не думаю, что люди будут ей так же интересоваться, как жизнью других людей, как Анджелина Джоли, Брэд Питт и так далее. Они будут понимать, что это вымышленное существо, фэйк, а за фэйковой жизнью стоит какой-то автор, и интересна будет фантазия автора, а не виртуальная звезда. К тому же, когда есть реальная звезда в неё можно влюбиться, мечтать о том, что ты с ней когда-то поженишься или сходишь на свидание, а с виртуальной звездой такое невозможно, поэтому отношение к ней будет снисходительное. Может, из этого когда-то произойдет какая-то религия, но в ближайшие 10−20 лет этого не случится: люди будут покупать фигурки, но верить в реальность Супермена или Человека-Паука будут только дети. А взрослым людям будут по-прежнему нужны живые реальные актеры, живые реальные режиссеры и так далее.
Цифровые технологии могут подешеветь — но это вряд ли; большое кино становится всё дороже и всё сложнее из-за конкуренции.
— Ну и последний вопрос, тоже традиционный — творческие планы. В профессии, в работе, в Синемафии?
— Я по основной своей профессии кинопродюсер, и у меня сейчас в работе 2 картины. Одна уже в постпродакшене, она очень андеграудная и малобюджетная, но очень наглая, — это фильм «Цензор». Я — один из его продюсеров, и мы картину планируем закончить к концу зимы, и тогда будем понимать, что с ним будет на фестивалях и в прокате, мы уже ведем переговоры по этому поводу. Надеюсь, выпустим в прокат в следующем году: в ограниченный или широкий — посмотрим, скорее всего — не очень широкий.
Второй большой и сложный проект: у меня уже несколько лет идёт подготовка к съемкам фильма, который называется «Совершенство Адама» (Adam's Perfection). Это не самое гигантское на мировом фоне кино, но для России это очень большой бюджет, будут российские, французские, английские сопродюсеры, испанские режиссер и оператор, большие звезды. Cейчас заканчиваем последние доработки в проекте, ещё несколько месяцев уйдет на всякие юридические и творческие переговоры — но, надеюсь, в следующем году эту штуку мы уже запустим, все партнеры у нас очень воодушевлены.
Плюс есть ещё несколько проектов на разных стадиях: где-то сценарии уже готовы, где-то только пишутся, ищем деньги на эти проекты.
Что касается моей второй деятельности — кинопроката, точнее, закупки для проката, — я надеюсь, что в следующем году выйдут успешно те фильмы, которые я покупал для компании «ПРОвзгляд», и надеюсь купить новые фильмы на кинорынках и фестивалях в этом году. Какие они будут — я примерно предполагаю, что нам было бы интересно, изучаю каталоги, с нетерпением жду фестивального цикла, чтобы везде съездить, отсмотреть, заключить интересные сделки.
Плюс есть компания «ИНОЕКИНО», с которой в 2017 будет уже третий год, как я сотрудничаю — буду и дальше читать лекции перед сеансами, и уже знаю, какие это будут фильмы. Жду сам с нетерпением — посмотреть на большом экране любимое кино или что-то из того, чего еще не видел.
Что касается Синемафии, я надеюсь, что у меня, несмотря на такой плотный график будет больше времени на участие в разных проектах и что мой жизненный, профессиональный, творческий опыт позволит написать какие-то интересные материалы. Надеюсь, что сам сайт, конечно, будет жить и развиваться, благо для этого много усилий прилагается, и что всей команде хватит нервов и терпения продолжать делать то, что делается — потому что сайт собрал уникальную команду и должен жить дальше. Он занимает свое достойное место в палитре наших российских киносайтов.
А теперь долгожданный сюрприз! Мы объявляем набор новых авторов. Если вы любите не просто смотреть кино, а интересно (и познавательно) о нём писать — мы рады будем видеть вас в наших рядах. Пишите на editor@cinemafia.ru с пометкой «Хочу стать автором Синемафии», проходите наши тестовые задания, а потом закидывайте друзей ссылками на свои статьи. И да — вам не обязательно жить в Москве или Петербурге!