Синемафия

Семён Трескунов: «В кино важно найти свою интонацию»

22 ноября 2018

В Петербурге состоялся первый Молодёжный кинорынок Cinemarket, где побывала Синемафия и поговорила с Семёном Трескуновым о его режиссёрском дебюте.

В начале ноября в Северной столице впервые был организован кинорынок, где молодые режиссёры могли пообщаться со зрителями и заявить о себе. Мы встретились там с Семёном Трескуновым, известным актёром и отличным собеседником. В рамках Cinemarket он представил свой короткометражный дебют «На краю». О фильме, будущем российского кино, творческих планах и поколенческих метаморфозах читайте в нашем разговоре с Семёном.

---

Синемафия уже общалась с вами два года назад. Тогда вас спросили об индустрии кино, какие минусы вы в ней видите. Вы тогда ответили, что их по большому счёту и нет. Теперь, после первых шагов в режиссуре, изменился ли ваш взгляд?

Предполагаю, что два года назад я действительно так думал. Растут амбиции, желания, идеи. Приходится сталкиваться впервые со многими вещами, это касается всех аспектов творческой жизни. Сейчас настало то время, когда я хочу и могу рассказывать истории, готов тратить на это деньги. И главная сложность, которую я для себя формулирую, состоит в том, что мой рассвет сил как-то очень неудачно пришёлся на кризис кино. Я для себя его определяю именно кризисом, потому что это в первую очередь кризис тем, жанров и сеттингов. Пока что главная сложность в режиссуре для меня — это поиск собственной интонации. Мне хочется быть всё-таки автором, а не ремесленником. На первых порах это очень сложно в силу того, что я очень много смотрю кино. Постоянно ловишь себя на мысли, что твоё творчество — лишь совокупность тех приёмов, которые видел и любишь. Они уникальны только потому, что я через себя их пропустил и визуально ретранслировал немножко иначе. Но это было миллион раз, все это уже видели. Я послушал пару проектов на питчинге и поразился: люди, защищая свой проект, прибегают к референсам. И даже не к нашим, к американским. Я ни в коем случае это не осуждаю, но это странно. Мне всегда казалось, что человек, который выходит защищать свой проект, должен упирать на то, что этого ещё не было, что это уникально, круто и свежо. А сейчас ментальность внутри индустрии у нас построена таким образом, что продюсеры и зрители гораздо проще присматриваются к сюжету, если могут найти какую-то знакомую ассоциацию. Пока будет так, у нас будет засилье фильмов, которые копируют друг друга. В какой-то момент надо отойти от этого и пытаться, даже если это уже было, подавать под другим соусом.

Новую историю же очень трудно придумать, есть определённое количество сюжетов в драматургии. Про кризис кино очень верно, мы все ходим смотреть фильмы, которые похожи на что-то, зритель попросту слишком консервативен. Но преодолевать это нужно не в кино, а как-то комплексно развивать культуру, разве не так?

Конечно. Пока у нас в стране происходили коренные изменения, то непростое десятилетие перед новым веком, в Америке кино стремительно эволюционировало. А у нас регрессировало. Мы очень много потеряли на этом поприще. И это касается всего, в первую очередь общего культурного фонда. Людям из мира кино необходимо задуматься о том, как поднять зрительский уровень до своего. Не пристраиваться к среднему уровню, а наоборот задирать планку. Я свято верю, что кино — это искусство, и оно должно в некотором смысле воспитывать. Не в прямом смысле, это не императив, но сопутствующая цель. Снимаешь кино? Постарайся сформулировать мысль и донести её до зрителя так, чтобы он захотел подтянуться и сделать шаг вперёд.

Есть такая тенденция, что последние годы в российских фильмах и сериалах стали чаще подниматься социальные темы. ВИЧ в «Звоните ДиКаприо», фильм об инвалидах, который снимает Алексей Нужный, в следующем году выходит фильм «Волшебник» с вами, где поднимается тема ДЦП. Ваша короткометражка «На краю» затрагивает непопулярную тему подросткового суицида. Это следствие того, что молодые приходят в кино и пытаются рассказать зрителю о том, что для них важно?

Думаю, что да. Пока я не могу для себя точно сформулировать, с чем связан этот переход к темам некогда табуированным. Долгое время они находились под запретом, как известно, и в СССР не было инвалидов… Это очень сложно преодолевать ментально. Но кинематографисты берутся за эти темы. Происходит глобальная трансформация, генофонд пополняется, и в кино приходят люди, которые умеют рефлексировать и любят своё дело. Конечно, они берутся за те темы, которые им близки, понятны и важны.

Поэтому у них получаются хорошие фильмы, как «Двое» Тимофея Жалнина или «Кислота» Саши Горчилина. Смотря эти картины, я могу сказать совершенно точно, что эти молодые режиссёры снимали не для того, чтобы постоять на сцене и ангажировать кого-то на Кинотавр. Эти люди точно понимали, на какую тему они хотели бы поговорить со своим зрителем. Когда я снимал короткометражку, я стремился именно к подобному диалогу, но всё равно получается палка о двух концах. «На краю» — это немножко инфантильная вещь, но она была необходима, чтобы начать куда-то дальше расти, набивать руку.

Сейчас кино очень не хватает именно самого элемента кино. Хорошо, когда кинематографист способен поговорить о чём-то очень важном, но ведь умное лицо ещё не признак ума. С другой стороны, когда кино слишком жанровое — пропадает идея. Или маскируется. У нас была отличная иносказательность в СССР, вспомните трагикомедии Данелии, Рязанова. Это гениальные фильмы с точки зрения теории кино, они увлекательны, там очень живые характеры. Человек, который ни разу не сталкивался с такими типажами, может им сопереживать. И при этом кино не теряет своей увлекательности, как «Кин-дза-дза». Мне бы хотелось снимать такое кино.

У нас эта иносказательность шла через призму несвободы. Та же «Кин-дза-дза» — там много подтекстов, но всё это под давлением и цензурой. Что тогда нельзя было говорить напрямую, что сейчас — не каждый скажет в кино то, что он думает.

Для автора это очень круто. Цензура, признана она в стране или нет, является ли запрещённой Конституцией, так или иначе провоцирует автора на иносказательность. Появляется потребность в поиске метафор и аллюзий, за счёт чего и появляется искусство. Прямым текстом говорить о какой-то проблеме может любой среднестатистический человек, а вот спрятать и завуалировать… Когда мы говорим о чём то болезненном, мы же не плачем, мы прячемся за улыбку. Это та аллюзия, которая применима в кино.

Мне не хватило этого навыка, когда я снимал свой первый короткий метр, но у меня было немного другое душевное состояние. В теории всё представлялось иначе. Это большая школа жизни, когда снимаешь первый фильм, пусть и маленький. Он попадает в конкурс, люди оставляют отзывы, начинаешь всё анализировать и приходить к каким-то выводам. Но на тот момент мне казалось, что этот драматический сюжет, который внутри меня родился, который я сочинил, с актёрами разобрал и сделал, он должен быть именно таким. Признаюсь честно, я не люблю такое кино, которое снял.

Я к кино отношусь с опаской, потому что уровень откровенности и градус актёрский очень часто могут перейти за черту. Сфальшивить очень легко. Но у меня были прекрасные актёры, я очень горд работой с ними. Всё-таки в первую очередь я актёр, и для меня в этой работе первостепенной задачей было дать актёрам раскрыться.

А не рано вы взялись за режиссуру?

Я почувствовал, что для меня это очень важно и нужно. Когда я поступал во ВГИК, помню, там были люди, которые проходили и говорили: «после школы на режиссуру? Да вы что, ни в жизнь, перестаньте, что вы скажете миру?». Это очень консервативная точка зрения и я её не признаю, хотя она мне понятна. Если брать общий срез, то, конечно, — что человек, который только-только вступил во взрослую жизнь, может рассказать людям? Но чем раньше начинаешь снимать кино, тем лучше для тебя в долгосрочной перспективе. Круг тем и проблем меняется пропорционально личностному росту, и восемнадцать лет — это прекрасное время, чтобы поговорить о том, что происходит с людьми восемнадцати лет. Что я и попытался сделать.

Позиция ВУЗов — это очень старомодная точка зрения, и надо как-то её перебарывать. Есть очень много молодых и талантливых людей, которые могут разговаривать всерьёз на понятные и доступные им темы, по-настоящему и, что самое главное, честно.

У Горчилина в «Кислоте» получилось то, что он хотел сказать?

Получилось. «Кислота» — очень герметичный фильм, лаконичный. И это радостно, потому что от Саши Горчилина ожидаешь другого, ведь он же панк по натуре. И от дебюта ждёшь то же самое. А тут спокойное, степенное кино о том, как его поколение катится в пропасть. Он не нашёл точный ответ, но сделал то, что сделал бы любой автор — предпринял попытку разобраться. А получилось у него или нет, это должен решить для себя каждый зритель. Мне, человеку, который следует уже за его поколением, всё понятно и знакомо.

А твоё поколение идёт по иному пути?

Основную проблему своего поколения я формулирую в том, что у нас нет идеи. Мои бабушки, дедушки, братья и сёстры родились в той стране, где какая-то идея ещё была. После школы не было времени бездельничать, рефлексировать, принимать наркотики или ещё что-то. Надо было закончить институт, жениться, вырастить детей и быть примерным гражданином. А теперь никакой целостности нет, все разрозненны и заняты своими делами.

Умные ребята начинают рефлексировать, а в отсутствие какой-либо идеи это приводит к самокопанию, причём очень часто разрушительному. Многие мои друзья и бывшие одноклассники рискуют своей жизнью, и занимаются тем, чем не следует. И я на себе это почувствовал. Мне восемнадцать лет, я не пошёл учиться и вроде работаю, строю карьеру и примерно понимаю, каких хотел бы горизонтов придерживаться, но при этом я понимаю, что никакого космического плана у меня нет. Мне приходится самому изобретать его и исследовать. А люди, которые не способны его изобретать, пьют кислоту, чтобы хоть что-то почувствовать, получить какой-то намёк от Вселенной, что же делать дальше.

Самокопание бывает разрушительным, когда внутри ничего нет, но идея бабушек и дедушек исходила же не от них, её спускали «сверху». А сейчас мы вольны делать со своей жизнью всё, что хотим, каждый может изобрести себе идею, что не так?

Помните «Град обреченный», последняя книга Стругацких? Там есть теория, которая мне очень симпатична. Про «сытый бунт». Уже в конце книги главные герои сидят и рассуждают о том, что люди были бедны, необразованны, жили в нищете. И бунт этих людей был понятен. Они тянулись к каким-то идеалам. И понятно, почему власть ругалась, а народ был вынужден пресмыкаться. А теперь всё хорошо в городе, вырос уровень образования и прожиточный минимум — откуда берутся люди, подрывающие устои? У людей есть всё, что нужно, но они не знают, как это в жизни применить. Я думаю, что сейчас это максимально применимо к ситуации с моим поколением.

«На краю» — очень обречённое название.

Я немного другой смысл вкладывал в название. Я имел в виду, что в жизни каждого человека бывает момент, когда он вдруг оказывается у материального или метафизического края. Особенно остро это воспринимается в момент полового созревания. У меня была мысль, что нет смысла сравнивать глубину переживания каждого отдельно взятого человека. Потому что чувство горя — общечеловеческое, и два человека у края могут друг другу всегда помочь и хотя бы поговорить. Для меня это было важно, какая-то внутренняя ассоциация того, что внутри накипело.

То есть рефлексия?

Безусловно. У меня погиб друг год назад. Егор Клинаев. Я помню, что испытал какой-то укол одиночества, очень сильного, взрослого одиночества. Не когда тебя родители одного дома оставили, и ты не знаешь, чем себя занять, а потому что ушёл какой-то важный человек из твоей жизни, часть тебя, и непонятно, что дальше. Что ты без этого человека? Это вопрос, на который мне хотелось бы себе ответить.

Такие моменты для творческого человека очень важны. Сейчас, попробовав себя в режиссуре, хочется дальше продолжать в этой роли себя искать?

Да, мне кажется, что у меня есть, что сказать миру. Это вопрос времени. Пока буду снимать короткие метры, потому что они позволяют научиться визуально формулировать свои мысли. Кино — это способ тыкать, и смотреть, какая кнопочка и за что отвечает. Поскольку я без образования и опираюсь на свой профессиональный опыт, мне очень важно найти свою интонацию. Пока я её не найду, думаю, что не стоит думать про полный метр.

Не зря же говорят, что с опытом приходит гораздо больше, чем за пять лет в университете. Если поговорить с выпускниками КИТа или ВГИКа, они скажут — то, чему там учат, неприменимо. Согласен с ними?

Если человек, не слыша ничего о кино, после школы сразу решает вдруг его снимать, то, конечно, ему нужна минимальная теоретическая база и тогда ему нужно идти учиться. А если есть опыт внутри индустрии, то всё, что нужно — раздобыть денег и сделать.

Старшие товарищи помогали, давали советы?

У меня есть несколько менторов, которых я очень люблю и уважаю. В их числе Оксана Карас, с которой я всем делюсь. В декабре у меня выйдет ещё одна работа, музыкальный клип на песню группы «Буерак». Крутые парни из Новосибирска, играют в жанре ретро-вейв, в духе группы «Кино». У меня с детства привязанность к такой музыке. Меня очень вдохновили их песни, и за неделю я написал сценарий, причём сюжетный, на семь минут.

Будете их привлекать к саундрекам будущих фильмов?

Я хорошо общаюсь с солистом группы. У нас был разговор о том, что неплохо бы ему стать моим Джонни Гринвудом. Им интересен этот опыт, будем над этим работать, когда придёт время. Эти ребята очень легки в общении. Андеграундовые музыканты-самородки, selfmade. Без замашек. Вот что действительно радует, так это тенденция на selfmade.

Есть предчувствие, что с приходом в индустрию ребят «до 30» что-то изменится в лучшую сторону?

Да, конечно. Должна появиться какая-то новая веха. Понемногу от нас уходят наши гении, а закон сохранения энергии гласит, что ничто не уходит в никуда и не возникает из ниоткуда. Ушли одни, пришли новые. Какое-то время будет кризис, но потом, как и всё вокруг, кино из него выйдет и получит второе дыхание.