Кино и театр: «Гамлет» Бенедикта Камбербатча

27 ноября 2015

Если вы еще по какой-то причине не посмотрели «Гамлета» с Бенедиктом Камбербатчем — рассеиваем ваши сомнения и рассказываем о своих впечатлениях. Вживую, между прочим.

Начать следует издалека. Я в последнее время очень прохладно относилась к мистеру Камбербатчу. Вся шумиха вокруг него, толпы фанатов, практически возведение в культ в Британии — мне это казалось помпезным и каким-то неправильным. Поэтому я даже после положительных отзывов о спектакле все равно не очень-то желала на него идти. Особенно это чувство усиливалось с сообщениями о ночлегах перед театром для получения билета. Если бы я тогда знала… Но все по-порядку.

В октябре в Лондон приехала моя подруга, у которой билеты на «Гамлета» были куплены еще в прошлом году. Нет, она не поклонница Камбербатча, она заядлый театрал. И вот, встречая ее поздним вечером среди ужасающих домов и тоннелей Барбикан-центра, я увидела ее глаза. Это не описать словами, но я видела, как она поражена. И хотя я продолжала спорить и отстаивать свою точку зрения, в голове поселилась навязчивая мысль увидеть это вживую. Поэтому неделю спустя в 11 часов вечера я в трех кофтах, с запасом чая и печенек осталась на «ночной дозор». Прельщало и еще одно обстоятельство — первые 30 билетов с утра раздавались по цене 10 фунтов (для сравнения — в кино «Гамлет» шел по цене 14 фунтов в Глазго и порядка 20 в Лондоне). И сейчас я ни секунды не жалею о промозглой лондонской ночи.

Я не театральный критик, но попробую разобрать постановку на несколько составляющих, которые и определили общий успех «Гамлета».

Сперва расскажу о самой сцене. Решение немного развернуть привычные прямоугольные декорации — это волшебно. Сразу теряется ощущение театральности, выдуманности, иллюзорности. В мире мы редко видим мир под прямым углом, стараемся уходить от привычных ракурсов. Это решение привнесло в спектакль что-то кинематографичное, и это новый шаг в отношениях между экраном и сценой. В последнее время кинорежиссеры часто используют сцену и театральную стилизацию в кино (вспомним «Анну Каренину» Джо Райта), но вот обратного эффекта удается добиться не каждому. Изменение пространства сцены позволило зрителю стать как бы соучастником событий, а не безмолвным свидетелем. Я сидела с самого сбоку от сцены и все равно наблюдала этот эффект — догадываюсь, как он усиливался в центре.

От сцены плавно переходим к декорациям. Перед нами разворачивается холл богатого дома не то ранне-викторианской, не то нео-готической стилизации. Стены цвета темной морской волны, высокие дверь и окна, широкая лестница, небольшой балкон, рояль, длинный стол, массивная и богатая люстра, а главное — стилизованные рога повсюду: в убранстве стола, в переплетении лестницы и балконных перекладин, на стенах. Они придают этой комнате не просто характер, они делают ее полноправной участницей действа. Этот стиль напомнил мне стилистику моего любимого Гильермо дель Торо — синий цвет, узоры, пластика, приглушенный свет (позже, смотря «Багровый пик», я лишь убедилась в этом сходстве, как и в ощущении «живого дома»). Во втором акте эта эклектика сменяется военными окопами, землей, грязью, но все еще остается в рамках комнаты. Мы как будто прошли изнанку, приоткрыли занавес, увидели истинное лицо этого дома. Создание практически нового мира в тех же декорациях усиливает эффект катастрофы и катарсиса.

Декорации вместе с костюмами переносят нас не просто в определенную эпоху, а в место, где время не властно. Шекспир — он же о вечных ценностях. И вот смешение эпох, костюмов, современных джинсов и худи с платьями, корсетами и эполетами, старого граммофона и мыльницы, игрушечных замков и настоящих шпаг превращается не просто в машину времени, а в «машину безвремени». Ты забываешь, что за окном XXI век, что Шекспир жил почти 500 лет назад, что в Датском королевств не было и не могло быть фотоаппарата и худи — ты веришь во все это. Шекспир вплетается в ткань времен, не повреждая её.

Ну, и главное в спектакле — это актеры. До самого «вкусного» (Бенедикта) доберемся в конце. Я бы особенно отметила женские роли — Офелии (Сиан Брук) и Гертруды (Анастасия Хилл). За смерть Офелии — отдельное спасибо постановщикам. Сделано все полутонами, намеками, от этого страшнее и загадочнее. Клавдия играет предводитель всея одичалых Киран Хайндс. От его баса бросает в дрожь. Честное слово. А ведь это как раз то, что должен внушать его герой. Да и в целом очень удачно подобраны все персонажи. В какой-то момент тебя перестает смущать расовая разница Офелии и ее брата, над чудаковатым Горацио просто умиляешься, а уж что творит с залом старик на кладбище — все складываются пополам от смеха.

Киран Хайндс

Ну, и Бенедикт. Это столп. Это такая мощь!!! Во-первых, голос. Можно просто закрыть глаза и ждать, пока этот волшебный голос окутает тебя. Во-вторых, я преклоняюсь перед его умением в мгновение ока переходить от одной ипостаси к другой. Вот 5 минут была драматическая речь, и вот один поворот головы — и перед нами уже находящийся на грани нервного срыва и истерики Гамлет. Заливной смех через секундную паузу переходит в рыдания. Страх перед призраком сменяется любопытством. Бенедикт меняет не просто маски — за эти доли секунды на сцене появляется совершенно другой человек, и у каждого своя манера, свой тембр голоса, свои интонации и движения. Бенедикт постоянно предстает перед нами в новом образе — вот он обычный парень в привычной одежде среди богато одетого королевского двора. Вот он в мундире играет в принца. Вот он строит планы в отношении Клавдия и расхаживает в куртке с надписью «король» на спине. В моменты, когда я ловила устремленный вверх взгляд Бенедикта — меня расплющивало в кресле. Последний раз помню такие ощущения при просмотре «Одержимости», когда барабанными палочками тебя выбивали из реальности. Или реальность из тебя. И с Бенедиктом также.

Поэтому смерть Гамлета, которая меня никогда особенно не трогала, на этот раз вызвала слезы, дрожь и некоторое недоумение — вроде «за чтоо??». Не хотелось, чтобы это все заканчивалось.

Ну, и отдельное спасибо стоит сказать Бенедикту как человеку. После поклонов он попросил зал замолчать и произнес речь в поддержку детей-беженцев из Сирии. Прекрасный пример того, каким человеком надо быть, когда у тебя есть влияние на людей.


P. S. Приятным бонусом было появление на спектакле Эндрю Скотта (Мориарти в «Шерлоке»). В зале я его не заметила, а вот после удалось даже сфотографироваться.

Не знаю, каким предстанет Гамлет на экране, и какие акценты расставил режиссер киноверсии, но как бы то ни было, это событие, к которому надо прикоснуться.