Татьяна Кислякова«Рождение нации»: как Мэл Гибсон помог Нэйту Паркеру
19 января 2017; источник: Indiewire
Одним из важных фильмов в «оскаровской» гонке этого года остается «Рождение нации» — историческое полотно о восстании рабов в 1830 году. Синемафия предлагает перевод материала о работе над монтажом фильма.
Одним из самых разумных решений режиссёра-дебютанта Нэйта Паркера стало приглашение в качестве монтажёра «Рождения нации» Стивена Розенблюма.
Ветеран монтажного дела Розенблюм имеет богатый опыт работы с картинами о восстаниях: от «Доблести» Эдварда Цвика до «Храброго сердца» Мэла Гибсона. Более того, и Цвик (который к тому же является исполнительным продюсером"Рождения нации"), и Гибсон дали Паркеру ценные советы насчёт повествовательной манеры: Цвик рекомендовал по ходу действия чередовать ритм происходящего, в то время как Гибсон помог с динамикой сюжета и сценами сражений, особенно в работе над кровавым восстанием в виргинском арсенале.
«Есть какая-то невероятная сила в „Рождении нации“ и самой истории Нэта Тёрнера [предводителя восстания рабов в 1831 году]», — говорит Розенблюм. «Я думаю, это достойное завершение моей трилогии о свободе, а восходит она к „Спартаку“, который произвёл на меня неизгладимое впечатление, когда мне было двенадцать. Мы с Мэлом любили шутить во время работы над „Храбрым сердцем“, что делаем нового „Спартака“».
«У Нэйта было немного денег и мало времени, но меня всегда привлекали неоднозначные фильмы. Это как раз по моей части. Вы подумаете: „Как можно поддерживать человека, который возглавляет восстание и не гнушается массового убийства шестидесяти человек“? Ну, к финалу „Рождения нации“ вы не то чтобы одобряете подобное, но зато понимаете причину произошедшего. У серого так много оттенков, и мне нравится, что это заставляет вас задуматься… такие сильные эмоциональные переживания часто становятся катарсическими».
У Паркера было около 27 дней на съёмки, и часто даже не хватало времени, чтобы развернуть камеру и отсмотреть его актёрские сцены или снять дубль с другого ракурса. Но после дистрибьюторской сделки с Fox он наконец-то смог себе позволить нанять вспомогательную операторскую группу или использовать более точное оборудование для расширения масштабности, например, для съемки перспективы хлопковых полей.
«Для меня стало своеобразным вызовом — не дать понять, что отснятого материала было недостаточно», — говорит Розенблюм. «Так что, если вы видите долгую сцену без смены обзора, и она слишком долгая, то всегда можно найти выход и решить проблему».
Но Паркер оказался способным учеником и позволил Розенблюму сделать первый вариант монтажа без каких-либо своих примечаний, прежде чем они вместе сели за отшлифовку полученного материала. Загадочная и потусторонняя открывающая сцена в Африке, когда Тёрнер ещё ребёнок, сразу привлекает внимание, по словам монтажёра. Она определяет главного героя как пророка со странными видениями.
«Визуальная метафора и использование звука были невероятно важны для Нэйта. Женщины-аборигены бьют в барабаны, ребёнка приводят в жуткий лес, и мы не имеем ни малейшего представления, что произойдёт, поэтому звук в подобной сцене должен был быть очень естественным, очень африканским. Я всегда монтирую под музыку, и процесс монтажа для меня есть сама музыка. Как раз тогда я случайно наткнулся на саундтрек Рейчел Портман к фильму „Любимая“. Эти мелодии стали для меня словно кладезем сокровищ, на которые можно было опираться в работе».
«Так что я помогал себе, слушая эту странно звучащую африканскую музыку. И, когда Нэйт прослушал это, он сказал: „Просто прекрасно“. В дальнейшем, стоило Генри Джекману [композитор фильма] присоединиться к работе, он создал свою интерпретацию услышанного. Так что вся эта мистика, то, что мальчика избрали из-за трёх странных следов на груди, и что выбор этот был от Бога, придаёт фильму ощущение неотвратимости».
Первая сцена, которую монтировал Розенблюм, оказалась самой жестокой: Тёрнер становится свидетелем того, как закованному рабу выбивают зубы за отказ от еды в знак протеста. Эта сцена заставила всё внутри Тёрнера содрогнуться. «Звук удара стал ключевым, этакая точка сосредоточения. Именно стук от падающих зубов привёл к тому, что потом произошло. И снова это просто воздействие музыки».
Именно поэтому не было необходимости изображать порку Тёрнера в той же графической детализации, как это было сделано в «оскароносном» фильме «Двенадцать лет рабства». «Бюджет тоже сильно повлиял, но дело и в другой точки зрения. Ведь если вы сделали что-то вроде этой сцены с выбитыми зубами, то уже нельзя повторять подобное снова в течение фильма. Так же было с „Доблестью“: в начальной сцене которой голова офицера разлетается на кусочки из-за попавшего в неё пушечного ядра во время сражения при Энтитеме».
Розенблюм к тому же высоко оценил актёрскую игру Паркера. Тот легко вживался в роль и выходил из неё во время съёмок, но Розенблюму порой приходилось напоминать ему не сокращать свою роль ради помощи другим актерам (точно так же было в своё время с Гибсоном). И, хотя оба актёра-режиссёра окутаны темным облаком скандала, всё, что имеет творческую ценность для Розенблюма — связь между их фильмами.
Паркер даже дал монтажёру свободу в импровизациях и позволил внести остроумное решение в сцене переломной битвы. «Она была снята всего за несколько дней, и там не хватало периферического действия, которое помогло бы сместить акценты с Нэта», — говорит Розенблюм. «Как-то в области размещения боеприпасов были сняты две или три мизансцены камерами A/B. И мне пришло в голову, что при разумном использовании рассеивающегося дыма в тех кадрах, я мог бы делать монтажный переход так, как мне захочется».
Лучшего решения проблемы и не придумать.
Запланированный на 19 января выход фильма в российский прокат, к сожалению, не состоится. Однако мы все равно с большим интересом будем следить за дальнешей «оскаровской» судьбой картины!