Синемафия

Андрей Рывкин: «То, что „Лондонград“ появился на свет — это чудо»

15 сентября 2015

Автор сценария сериала СТС «Лондонград. Знай наших!» и фильма «Духless 2» рассказывает о том, как создавался один из самых амбициозных и ожидаемых российских сериалов этой осени.

Андрей Рывкин — журналист, политический обозреватель и начинающий, но уже весьма успешный сценарист. Родился в Ленинграде, в десятилетнем возрасте вместе с родителями эмигрировал в Америку, затем вернулся и окончил исторический факультет Санкт-Петербургского Государственного Университета. В настоящее время живёт между Россией и Лос-Анджелесом. В этом году вышли сразу два громких проекта, сценарии к которым Андрей написал вместе с Михаилом Идовым — блокбастер «Духless 2» и сериал канала СТС «Лондонград». Накануне премьеры «Лондонграда» мы встретились с Андреем в Санкт-Петербурге и поговорили о его работе. Разговор вышел долгим и увлекательным, поэтому сегодня предлагаем вам первую часть интервью, посвященную непосредственно «Лондонграду» и немного второму «Духлессу».

— Андрей, кому изначально пришла в голову идея «Лондонграда»?

— Изначально идея «русские в Лондоне» пришла в голову продюсеру Вячеславу Муругову, который тогда был генеральным директором канала СТС. По городу ходил сценарий ситкома «Рашкин», который мы написали вместе с Мишей Идовым. «Рашкин» всем очень нравился, и на нас обратили внимание. На СТС нам дали посмотреть уже готовый сценарий сериала про русских в Лондоне, чтобы мы его поправили, выступили скрипт-докторами. Но мы его полностью переписали с нуля и придумали новую концепцию. То, что было до нас, и близко не похоже на то, что есть сейчас: была простая мелодрама, не было никакого агентства. Когда нам предложили эту тему, я вспомнил своего друга — рэпера Мирона Фёдорова, известного как Oxxxymiron — и за один день придумалось, что должно быть агентство и что чувак помогает всем решать вопросы. А дальше уже наросло, что у него должен быть помощник, должен быть адвокат, должен быть кто-то ещё. Но то, что есть чувак с агентством — это родилось в первый же день. Мы на следующий день перезвонили с этой идеей на СТС, и они сказали — отлично, начинаем работать. Это было в мае 2013 года, и у нас к сентябрю уже был готовый сценарий пилота, а в декабре его сняли. То есть всё произошло очень быстро.

— Насколько сюжет повторяет историю жизни Мирона Фёдорова?

— Он работал в похожем агентстве и делал какие-то похожие вещи, но, естественно, сюжет намного более гротескный, сказочный и телевизионный. Мирон как-то сам признался мне в беседе, что такими крутыми вещами он не занимался, чтобы были погони, полиция и все остальное, но встретить какую-нибудь дочку олигарха в аэропорту, вытащить кого-то бухого из тюрьмы — да, с этим ему приходилось сталкиваться, и это легло в основу сюжета. Естественно, для телевидения требуется сгущение красок, драматизация событий. Поэтому, конечно, там есть часть реальности, но в большинстве — это вымысел, такое драматизированное представление того, чем Мирон занимался. Тем не менее, такие агентства существуют, просто они не настолько круты, как наше.

— Почему было выбрано такое название для проекта? Уже есть британская короткометражка «Лондонград», есть заявленный проект с Майклом Фассбендером про Александра Литвиненко с таким же названием. Вы учитывали это?

— Да, мы думали об этом. Но, честно скажу, это просто пришло в голову продюсерам — здесь уже играет роль маркетинг. Потому что это самое понятное для россиянина название — комбинация чего-то русского и чего-то британского. Мы думали о других названиях. У нас был вариант «Лондонцы», хотели назвать «Агентство „Лондонград“», но это было очень похоже на «Агентство „Лунный свет“». Были разные варианты, но «Лондонград» первым попадает на ум и отказывается уходить. Я надеюсь, что не будет никаких судебных исков и что фильму с Фассбендером не придется менять название. Но надо сказать, что уже при продвижении проекта название немного поменяли — теперь официально он называется «Лондонград. Знай наших!».

— Про Мирона Фёдорова ты уже рассказал, а были ли прототипы у других персонажей?

— Не совсем. У других персонажей были прототипы не в жизни. Я полдетства провел в русских частных школах, поэтому видел много таких дочек олигархов, как Алиса. Степан — полностью вымышленный персонаж, в реальности такого нет. По крайней мере, я так думаю. Борис Брикман — это персонаж из голливудских фильмов, коррупционный адвокат. В нем есть немножко от Сола Гудмана из «Во все тяжкие», немного от персонажа Эллиотта Гулда из «11 друзей Оушена», что-то от мистера Вульфа из «Криминального чтива» — такой взрослый старый чувак, абсолютно железный, который всё коннектит и разруливает проблемы. Но в России мы никого похожего не видели. Да и адвокаты в России, наверное, не имеют столь высокого значения, как в Англии, где это достаточно мощная персона. Так что Брикман стал такой комбинацией разных киногероев, которых мы знали и которые нам очень нравились. Это и есть весь основной состав. А вот у многих второстепенных персонажей есть прототипы, поскольку мы опирались на истории, которые где-либо могли слышать. Россия и Лондон все-таки очень тесно связаны, особенно столичные города — Москва и Питер. Поэтому да, конечно, есть определенные прототипы, но я бы не хотел их называть.

— Один из сюрпризов сериала — это автомобиль главных героев. Откуда появилась идея поместить «Жигули» в Лондон?

— Хотелось поместить туда совсем провинциальный русский типаж и использовать символ России. Символ России — это «Жигули». Это бы ни за что не прокатило в Штатах или где-то ещё, где этих машин нет, а в Англии они реально существуют. Там есть праворульные «Жигули», они продавались, и я об этом знал. У меня друзья с детства занимались автомобилями и всегда мне говорили, что «Лада» экспортная, привезённая из Лондона, лучше ездит, чем «Лада» местная, и я вспомнил о существовании такой машины. Сначала это была, скорее, шутка, но потом все загорелись этой идеей, продюсеры её там нашли, и теперь эта машина стала полноценным героем сериала, к моему абсолютному удивлению. И, насколько я знаю, на съёмках она, конечно, вызывает ажиотаж: люди подходят и фотографируют, потому что в Лондоне таких автомобилей мало.

— Ты много бывал в Лондоне? Ездил ли туда специально во время работы над сценарием?

— Не очень много. Миша ездил, и у нас были консультанты из Лондона, которые там живут. Один из наших соавторов — англичанин Оуэн Мэтьюс. Вообще, этот сериал отличается тем, что было много проверки фактов. У этих людей такой акцент, эти ездят на таких машинах, эти так одеваются, и так далее. Там очень мало вымышленного представления о Лондоне. Может быть, даже больше вымышленного представления о русских в Лондоне, но Англию мы попытались показать максимально точно. И такие вещи не могут решиться даже несколькими поездками. У нас был Мирон, который учился там. У меня очень много знакомых, которые учились в Оксфорде и Кембридже, и они также помогали с консультациями. Так что в этом плане мы были закрыты по всем фронтам, старались, чтобы всё было максимально точно.

— Как строилась работа сценарной группы «Лондонграда»?

— Первый сезон писали всего несколько человек, и у нас не было «сценарной комнаты» (writer's room), как принято на западных шоу. Несколько серий мы с Мишей Идовым писали только вдвоём, какую-то серию он один написал, есть серия, которая полностью написана мной. Я жил тогда в Питере, Миша жил в Москве, и мы работали через Google Docs: у нас был совместный файл сценария, мы часами общались в чате или скайпе в одном окне, а в другом был открыт этот документ, и мы просто вместе писали — было очень удобно. Мы писали в Москве и в Берлине. Год назад чуть ли не на месяц мы вместе оказались в Берлине, и там был написан второй блок первого сезона. У нас было понимание, куда идёт сериал, что мы хотим видеть в сезоне, что хотим видеть к концу, но у нас не было понимания, что ставить между. И об этом мы спорили каждый день. Миша купил себе домой огромнейшую белую магнитную доску, на которой можно рисовать маркером, и у нас был разрисован весь сезон. Вся горизонтальная линия, все вертикальные линии. Что с ними происходит каждую серию — это просто какой-то кейс, который они решают, или что-то, что идёт на будущее, и в итоге решается в конце первого сезона или вообще не решается и переходит на второй сезон. В этом плане «Лондонград» структурно очень сложный сериал, вплоть до того, что у нас было рассчитано в течение сезона, сколько денег у агентства, сколько они заработали, сколько должны отдать, сколько на что тратят — даже с этой точки зрения к сериалу не подкопаться. Всё абсолютно детально, и на эту детализацию уходило очень много сценарной работы. Очень много уходило в абсолютную логику, и нам кажется, что мы достаточно редкие люди с таким подходом к построению сериала. Я, Миша и остальные авторы очень против логических ляпов.

— В титрах первых серий как сценаристы указаны только ты и Михаил Идов, но известно, что над сценарием работали еще две девушки — Елена Ванина и Лили Идова. Какой вклад они внесли?

— Да, пилотную серию мы писали вдвоём. Пилот, как правило, всегда пишется либо одним, либо, максимум, двумя авторами. Мы же его писали, не зная, купят у нас это шоу или нет. А потом уже добавились соавторы, которые работали наравне с нами. Лена Ванина — замечательный сценарист, они с Ромой Волобуевым написали пилот сериала «Завтра» и работали над сценарием сериала «КВЕСТ», который скоро выйдет на СТС. Для Лили Идовой, жены Михаила, это был первый сценарный опыт. Потом к нам подключился Оуэн Мэтьюс, наш русско-британский эксперт, друг и прекрасный человек, который нам очень помогал с британской частью. Естественно, он тоже числится в сценаристах, но на более поздних сериях. Конечно, сильно помогло то, что у нас в команде были женщины, как они и должны присутствовать во всех writer's room — должен быть баланс, потому что очень сложно, когда мужчины пишут за женщин. Поэтому, я думаю, Алиса и другие женские персонажи ожили и стали гораздо более яркими, когда Лена и Лили приложили свои руки к сценарию.

— На какую аудиторию вы ориентировались при написании сценария? Каким вы представляли своего зрителя?

— Честно скажу, мы сначала особо не представляли зрителя. Все говорили, что это новый проект, хотели полного отрыва от того, что существует на российском телевидении, поэтому сначала не понимали, что получится. Потом зритель начал принимать форму, и мне кажется, что этот сериал больше интересен молодёжи, чем взрослой публике. Потому что основные герои, кроме Степана — это молодёжь, и большинство их проблем — это проблемы людей, которым от 20 до 30. Если смотреть с западной точки зрения, этот сериал, наверное, был бы более тинэйджерским — я бы сказал, на 14−15 лет. Это обусловлено тем, что на российском телеканале существуют ограничения на то, что мы можем показать: нужно, чтобы было развлекательно, весело и без «жести». В России очень мало каналов, у которых есть карт-бланш на тёмную сторону реальности. В «Лондонграде» этой тёмной стороны реальности особо нет, это все очень лёгкий тон. Лёгкий тон я ассоциирую с более молодой аудиторией, но, может быть, я в этом не прав.

— Как придумывались герои? Был ли известен актёрский состав? Может быть, вы писали персонажей под каких-то конкретных актёров?

— Нет, актёрский состав совершенно не был известен. Мы старались сделать героев максимально реалистичными, чтобы человек мог себя с ними ассоциировать, но сколько бы мы ни писали, это всё совершенно меркнет по сравнению с тем, что сделали со своими героями актёры. Никита Ефремов вдохнул в своего героя жизнь и дал ему тонну обаяния, о существовании которого мы даже сами изначально не догадывались. То же самое с Ингрид Олеринской, Сергеем Ростом и, естественно, Павлом Ильиным. Мы, конечно, писали смекалистого мужика из Рязани, но не представляли, что это может быть настолько точно и живо. И здесь ты действительно очень хорошо понимаешь всю силу актёрского мастерства и работы с актёрами. Если режиссёр — это Пигмалион, который заставляет статую ожить, то актёры проходят какую-то сумасшедшую метаморфозу от безжизненного текста к живому персонажу, и ты уже перестаешь верить, будто ты это написал. Потому что видишь совершенно реального человека. Но изначально мы не писали ни под кого, потому что, повторюсь, это была пилотная серия, и мы не знали, возьмут это в работу или нет.

Мы пытались сделать интересный сюжет, написать смешные диалоги. В голове представляли, что адвокат — это такой взрослый, опытный, прожжённый чувак, с юмором, циничный. Представляли, что Миша — тоже циничный пройдоха, у него какая-то боль внутри, он всех пытается обмануть, быстро крутится. Мы пытались представить Алису той девушкой, которая действительно хочет сбежать из-под опеки, которая находит себя, становится женщиной, хочет быть независимой. Но, конечно, когда ты видишь это в исполнении живых людей, как они играют всеми красками — это немножко даже пугает, потому что потом тебе для них нужно что-то писать, и вот там ты уже имеешь в виду человека.

Со второй серии мы уже знали, кто будет играть героев. Мы сняли пилот, и стало понятно, что Никита — это самый идеальный Миша Куликов, Ингрид — идеальная Алиса Загорская, про Степана в исполнении Павла Ильина и адвоката Брикмана в исполнении Сергея Роста даже говорить не приходится — это наш костяк, main cast. Все понимали, что это они, и дальше стоял вопрос, как сценарий можно подогнать под них, а актёры старались сделать персонажей ближе себе. Поэтому шла взаимная работа с обоих концов камеры.

— Как выстраивались ваши взаимоотношения с продюсерами и с режиссёром?

— Режиссёров было больше, чем один, но с самого начала мы работали с талантливейшим Дмитрием Киселёвым. Дима — первый человек в корпорации Тимура Бекмамбетова. Сначала он у Тимура отвечал за спецэффекты, затем много где был вторым режиссёром, в том числе на «Особо опасен» с Анджелиной Джоли, Морганом Фриманом и Константином Хабенским в 2008 году, а это большой американский фильм. Я думаю, что из-за этого Диму и позвали. Когда продюсеры увидели сценарий, им всё дико понравилось. Это не к тому, чтобы похвалить нас, но они очень загорелись и поняли, что в это можно инвестировать много денег. Это ведь огромный вопрос, который стоит перед продюсерами — стоит ли инвестировать в проект, отобьётся он или нет. А «Лондонград», действительно, очень дорогой проект. На фоне российского телевидения — особенно. И вопрос инвестиций больших денег — это, в том числе, вопрос привлечения больших имён. Актёры у нас — это, в основном, начинающие звёзды. Никита, Ингрид, Сергей Рост — они уже известны, но это, конечно, не Машков в сериале «Родина», где сразу берётся большой русский киногерой. С режиссёром иная ситуация: продюсеры увидели размах, масштаб, и поняли, что если работать на Западе, то нужно работать по западным стандартам. Если мы хотим крутую картинку, то должен быть человек, который знает, как она выглядит.

Киселёв просто идеально подошёл. Сначала он совершенно не был уверен в том, хочет ли вообще делать сериалы, потому в России у сериалов плохая репутация. Это «Менты раз-два-три-четыре-пять», всё очень низкокачественно и плохо, сумасшедшая выработка в день, что убивает качество продукта. Но я знаю, что увидев сценарий, Дима загорелся, он увидел возможность дать такого русского Гая Ричи, и у него это получилось. В этом плане всё было очень легко, у нас очень классные продюсеры. Мы с ними очень много спорили, часами в скайпе, часами торчали в Москве, но сценарий они нам помогали доводить очень хорошо. У Александра Кесселя изумительное чувство текста, это очень редко для продюсера, и он помогал нам доводить сценарий до какой-то идеальной точки. Хотя, конечно, были споры, были творческие разногласия, но это группа людей: мы, режиссёры, продюсеры — все болеют за продукт и хотят, чтобы он стал самым лучшим. Я что-то вижу так, режиссёр что-то видит иначе, конечно, мы спорим, но истина в споре и рождается. Поэтому я надеюсь, что получилось хорошо. Работать было весело, но порой это была дикая нервотрёпка.

— Ты как-то участвовал непосредственно в производстве? Приходилось ли переписывать сценарий в процессе съёмок?

— Да, но не в процессе самих съёмок. Где-то актёр не может сыграть, где-то выясняется, что мы не можем в какую-то командировку поехать, и нужно переписывать. В таких случаях мы садились и корректировали. Это не была какая-то крупная эпохальная перепись всего и подмена структуры, но, условно говоря, если выяснялось, что вот этот ВУЗ отказал и мы не можем там снимать, мы переписывали сцену в парке. Это нормальная ситуация.

— Планируются ли следующие сезоны «Лондонграда», или это законченная история?

— Это история, рассчитанная больше, чем на один сезон — к этому располагает характер сериала, то, что это процедурал. Это не мини-сериал, который идет 8−12 серий, а потом история заканчивается, и это не антология, как «Настоящий детектив» или «Американская история ужасов», которые перезапускаются с каждым сезоном. Нет, это агентство «Лондонград», оно существует и продолжает существовать, встречается с новыми проблемами и новыми героями каждый сезон. Но у каждого сезона есть своя сюжетная арка, своя история, своя большая проблема, которую герои будут решать, и ряд интересных клиентов и более мелких проблем, которые они решают каждую серию. Поэтому будущее у сериала стопроцентно есть. Уже снято два сезона, которые сейчас выходят в эфир.

— Насколько финансовый кризис и сильное изменение валютного курса отразились на работе над сериалом?

— То, что «Лондонград» появился на свет — это вообще чудо. Рубль упал в два раза. И никто не мог представить, что мы сможем доснять это в Лондоне. Но всё получилось, и за это огромный респект каналу СТС, который реально выложился по полной, попав в ситуацию, когда ты во что-то инвестируешь, и вдруг это оказывается в два раза дороже. Когда пишешь такого рода сериал, ты обязан думать об экономике. Ты обязан думать о деньгах, обязан думать о том, что каждая сцена значит в финансовом плане. Ты с одной стороны должен показывать размах, и крутой сериал должен быть красиво снят, но с другой стороны ты должен понимать, что сейчас всё выросло вдвое. И на СТС очень мудрый менеджмент, который смог вытянуть два сезона в Лондоне до данного момента, и мы надеемся, что будет третий сезон. Это прямо героизм перед лицом кризиса.

— Ты с Михаилом Идовым работал также над сценарием картины «Духless 2». Какие были различия в работе между «Духлессом» и «Лондонградом»?

— Интересный вопрос. Их очень много, все не перечислишь. Но самое главное, наверное, это то, что в одном случае ты делаешь телевизионный сериал для русского мейнстримного канала, молодёжного и развлекательного, а в другом пытаешься сделать блокбастер, и тебе можно гораздо больше, у тебя размах больше. На «Духлессе» я работал напрямую с режиссёром гораздо больше, чем здесь. Телевидение — это всегда консилиум, коллективный продукт. Есть серии «Лондонграда», где в качестве автора указан только я, но это не значит, что автор только я — там много людей, которые помогали, корректировали. В кино этого меньше, и кино очень сильно отличается от ТВ.

Кино — это тон, это дух, это почерк режиссёра, а такой сериал, как «Лондонград» — это почерк писателя. Вообще, эти медиумы отличаются тем, что телевидение (хорошее телевидение, мы не берем массовый русский продукт) — это медиум писателя, а кино — это медиум режиссёра, его видения, это медиум недосказанности. В телевидении ты должен давать экспозицию, рассказывать, кто, что, почему. Например, существуют правила пилота, и ты никогда не можешь их нарушить — ну, только если не пишешь «Настоящий детектив» с Фукунагой и у тебя четко восемь серий и не больше. Тогда можно как-то сделать шаг вправо, шаг влево. Ты всегда должен объяснить, часто прямым текстом, кто этот герой, чем он занимается. У нас эту задачу выполняют обращения Миши в камеру: «Это Борис Брикман, он такой-то, занимается тем-то». В кино, конечно, подобные вещи себе не позволить. В первом «Духлессе» было немного закадрового голоса, во втором мы полностью от этого отошли. Там всё дается действиями, эмоциями, недосказанностью. Сценарий из-за этого радикально отличается тем, что ты передаешь атмосферу. Одни из самых главных диалогов «Духless 2» ты даже не слышишь, а они имеют место, ты видишь их результат. Такой игры в телике на СТС ты не можешь себе позволить, потому что зритель не поймет. Поэтому в кино меньше правил, но больше вопросов, конечно, потому что мы снимали корпоративный триллер. У нас не было цензуры или чего-то подобного в «Лондонграде», потому что герои — русские в Лондоне, мошенники, воришки, этакие ребята-хастлеры. А «Духless 2» — это государственно-корпоративный триллер с мигалками, министрами, МВД, и, конечно, когда мы его писали — ситуация была одна, а когда мы его снимали — уже полностью другая. Чудо, что нам разрешили сделать почти всё, что мы хотели. Почти.

«Духless» — не сериал, который с последующими сериями может исправиться, стать лучше, привлечь больше аудитории, это фильм — он может провалиться, и всё. Слава богу, что этого не произошло. Был фактор того, что «Духless» после «Брата», наверное, первая русская серьёзная (не комедийная) франшиза. Это было огромное давление и огромная ответственность. И сугубо выстроенные чёткие правила, потому что франшиза — это тот же самый герой. Мишу Куликова из «Лондонграда» мы придумали с нуля. Он очень симпатичный обаятельный парень, но он носит дерьмовые шмотки и ему вообще пофиг на то, как он выглядит. А когда ты делаешь франшизу, тебе не может быть пофиг на какую-то реакцию героя, на его отношение к жизни, и с нуля ничего особо не придумаешь. Я раз пятьдесят смотрел первый «Духless», потому что нельзя отходить от главного героя, он у тебя вдруг не может стать полностью другим, он может вырасти, но не может тотально измениться, это не может быть история, которая бы не произошла с этим героем. Хотя мы попытались максимально расширить рамки и где-то даже выйти за них, оставаясь, тем не менее, сиквелом с тем же героем. То есть это все равно фильм про Макса Андреева. Я, кстати, читал у вас очень классную статью про Максов в российском кино, мне очень понравилось. Я теперь с ужасом пытаюсь вспомнить, сколько Максов я написал. Но этот Макс уже был Максом до нас.

— Сильно ли различались подходы к производству на «Духless 2» и «Лондонграде»?

— Абсолютно разные режиссёры. Роман Прыгунов, который снимал оба «Духлесса», работает на интуиции, на чувстве, на глаз, на полном ощущении, на эмоциях, ему не требуется огромная экспозиция. С Димой Киселёвым нужно долго обсуждать, какая мотивация у героя, почему и что он делает, чего он хочет, почему он этого хочет, что у него в детстве было, что его заставило. Это очень крутой западный подход, и я самоучился по этому же подходу, где ты действительно должен знать всю биографию персонажа. Прыгунов её сам знает для себя, и часто ты можешь быть не согласен с тем, что он знает. Так как я был на всех съёмках «Духless 2» и на Бали, и в Москве, мы постоянно работали вместе с режиссёром. Сидит Роман на мониторах, сижу я с наушниками, проверяю диалог. Что-то не работает в диалоге, я поправляю. Что-то ему не нравится, мы это тут же меняем. Это была несколько другая схема, потому что она более подвижная, мы могли больше менять на ходу, а в «Лондонграде» всё было более зафиксировано. Потому что это сериал, у тебя есть определённое количество серий, ты не можешь прямо брать и что-то менять без последствий для всего сезона. Ну и плюс потому, что режиссёр «Лондонграда» работает по более устаканившейся структуре, а когда мы делали «Духless 2», по энергетике местами было ощущение, что делается такое независимое кино от молодёжи, которая только что «откинулась» из ВГИКа. Просто нам дали очень много миллионов долларов, чтобы его сделать, и у нас самая большая русская звезда Даня Козловский, у нас вертолёты и очень много оборудования, которого не дают молодым, но споры в ночи на Бали: «а чего это он делает?» — «нет, давай, пусть он это» — «всё, ладно, высылай текст» — это было, и это было дико круто.

Я, может быть, сейчас отчасти раскрываю какую-то тайну, потому что, возможно, все считали, что у нас был супер-сформированный сценарий задолго до съёмок, но это не так: он был очень живой, и мне кажется, что поэтому «Духless 2» получился очень живой и необычный, как и первый «Духless». Его та же команда делала, он тоже живой и необычный, и это действительно уникальный опыт и полное отличие от того, что у тебя есть на телике. Потому что на телике ты приезжаешь в офис СТС в 9 утра, общаешься с людьми с СТС, с продюсерами продакшн-компании, вас сидит 6−8 человек в комнате, и вы всё обсуждаете. Какие-то вещи в «Духлессе» были решены двумя людьми в комнате, в машине, на пляже, или на вечеринке — это гораздо более камерный и интимный продукт, несмотря на его очень большой размах. А на «Лондонграде», за который отвечает огромная телевизионная сеть, ты не можешь особо что-то решать в интимном кругу, потому что ты идешь через иерархию.

И что отлично в «Лондонграде» — нас все поддерживали. Огромную поддержку оказывал СТС. Часто говорят, что на телеканалах ужасные рецензенты, что это полные дол***бы, которые не видели жизни и ничего не соображают, ты им что-то присылаешь, а они говорят какой-то полный идиотизм. Ты слышишь огромное количество историй про рецензентов с каналов, которые якобы всё портят, и я уверен, что это где-то существует, но ничего подобного не было на СТС — только поддержка, только «да, давайте это сделаем». Ну, в какие-то экстремальные моменты, если мы уже заходили за рамки, они говорили: «Ребята, давайте не будем это взрывать, это дорого и, может, не надо»? В остальном с ними отлично работать, и это то, чего я бы никогда не подумал о российском мейнстримном телеканале.

— Как на «Духless 2» строилась ваша совместная работа с Михаилом, в сравнении с «Лондонградом»?

— Похоже, как и на «Лондонграде». Это тот же сценарий «Рашкина», который ходил по городу. Его взяла на производство компания Art Pictures — это Фёдор Бондарчук и Дмитрий Рудовский. «Духless» — это совместный проект компании «Кинослово» и той же Art Pictures. У них был сценарий второго «Духлесса», который им совершенно не нравился. Все хотели сиквел, и нам звонит продюсер «Духлесса» Пётр Ануров, говорит, что прочитал сценарий «Рашкина», очень понравилось, давайте встретимся и обсудим. Мы встретились, обсудили. Они хотели политический триллер, и тот сценарий, который у них был, не был политическим триллером. Миша учился сценарному мастерству в Америке, я был политическим аналитиком в GQ, в Guardian много писал про политику, поэтому я тоже в курсе этого всего, и было решено попробовать. Мы придумали голую концепцию — Макс попадает в борьбу между двух башен, такие инноваторы-либералы, условные «медведевцы», и «силовики». Продюсерам это понравилось, и мы начали разрабатывать сценарий. Долго очень разрабатывали, год, наверное. Потом Миша вплотную занялся «Лондонградом», а я больше занялся «Духлессом», и вот я улетел на Бали снимать «Духless 2», а в Лондоне уже шли съёмки «Лондонграда».

Изначальная часть работы была абсолютно такая же: Google Docs, встречи, бесконечные консультации. Мы смотрели вместе тонну фильмов, которые, как нам показалась, подходили в качестве референсов — хорошие корпоративные и государственные триллеры: «Три дня Кондора», «Интернэшнл», «Враг государства». В России смотреть было совершенно нечего на эту тему. Разве что фильм девяностых «Шизофрения», но он не до конца соответствовал эпохе. Очень-очень много всего пересмотрели и сконструировали историю на существующем герое. Мы поняли, как герой изменился, но что это тот же герой, просто в чём-то он просветлился, в чём-то стал трезвее, умнее, он уже не такой наркоман, как раньше, который носится и ничего не соображает. Ему пошли на пользу годы, которые он провел на Бали. И что самое худшее, что может с этим человеком произойти? Чего он меньше всего хочет? Оказаться в том же дерьме, из которого он вылез. Поэтому его обязательно надо туда кинуть по всем законам драматургии. Сможет ли он оттуда выйти человеком? Ему нужно вернуться, чтобы стать другим, или ему этого не нужно? Вот такие классические ходы мифического героя, которые идут с Древней Греции. Что делает мифический герой? Он уходит в дальнее странствие, как Макс Андреев, который уехал на Бали, и он возвращается другим и применяет то, что он другой, чтобы изменить жизнь вокруг себя. Так строилась работа.

— Участвовал ли в работе над сценарием «Духless 2» автор первого «Духлесса» Сергей Минаев?

— У Минаева была консультационная роль, и он написал несколько сцен и диалогов. Не в обиду ему, он классно пишет, но он не кинодраматург — он больше писатель, а любое кино — это всё равно очень чёткий свод правил. У него в книгах есть отличные длительные размышления героя, но как ты это в кино покажешь? Герой не может три минуты просто что-то говорить. В этом плане очень помогла работа с ним в режиме редактуры: он переписывает диалог, который мы написали, а мы что-то слишком долгое подправляем и укорачиваем. Благодаря этому получился такой живой герой, он философствует, но всё остаётся в рамках динамики.

— Есть что-нибудь в сценариях «Духless 2» и «Лондонграда», чем ты особенно гордишься?

— Сложно сказать. Я совершенно не люблю себя хвалить и жутко критичен ко всем своим проектам. Я всегда соглашаюсь со всеми отрицательными отзывами на все работы, а когда вижу хороший отзыв, мне кажется, что люди врут. Даже когда я вижу кассу бокс-офиса, мне кажется, что люди врут, что они пошли по ошибке. Но это комплексы, ничего не поделаешь. Мне в «Духлессе» какие-то вещи очень нравятся, но я не считаю их моей особой заслугой. Хотя вот, может быть, наша с Мишей заслуга в плане сценария. Первый фильм очень восхвалял гламур, второй дает ему какое-то второе дно — какой ценой всё это получено и какое всё это имеет значение для человека. Что это не просто праздник, как в клипе какого-нибудь условного русского рэпера — у меня три «Ролс-Ройса», жизнь зашибись. Мы показываем какую-то подноготную, и ее было мало. Мы видим человека, который ездит на единственной в России на тот момент BMW i8, и он несчастлив. Он даже себя больше не обманывает, что он несчастлив. И вот этим я горжусь, потому что в России очень хочется сражаться с гламуром, с этим восприятием реальности, с подкрашиванием. С тем, что если Москва, то надо снимать только в Москва-Сити, если Питер, то надо обязательно помыть улицы и снимать только коней Клодта — вот это нежелание показать реальность, а желание что-то приукрасить в попытке казаться более красивыми, чем есть, в результате всегда приводит к фальши. Мне кажется, что мы добавили ложку дёгтя в эту бочку приторного мёда — и этим героем, и тем, как мы его написали, и получился контраст. Этого в принципе очень мало в фильмах о богатых русских.

— А какую ложку дёгтя вы добавили в «Лондонград»?

— В России не замечают ложки дёгтя, увы. Даже бочку дёгтя подчас не заметят. В «Лондонграде», и на меня здесь могут обидеться мои продюсеры, всё шоу — ложка дёгтя. Это всё несчастные люди, все эти герои. Никто из них не смог прижиться там, они не смогли принять то, что что-то изменилось в их жизни, что они живут в другом мире, что этот мир существует без их правил, по другим правилам. Они уехали из России, но они никогда не смогли уехать из России. Ты можешь взять парня из России, но ты не можешь взять Россию из парня — это я сейчас очень плохо перефразирую американскую поговорку. Они держатся за свое прошлое, за свои обиды, за структуру взаимоотношений, которая основана на недоверии. Их агентство разруливает мутные дела, там мутные люди, там все не очень хорошие.

Это было одно из того, что мы определили с нашими продюсерами — условно говоря, у всех рыльце в пуху. В этом сериале нет положительных героев. Я вообще не верю в положительных и отрицательных героев, я верю в анти-героя. Там, в основном, анти-герои, которые иногда делают хорошие вещи. Это живые люди, ты их видишь, но кто-то из них совершенно не может расстаться со своим прошлым, как бедный Степан. В Англии делают лучшие машины в мире, а он ездит на самой худшей машине в мире, потому что она ему родная. Что-то самое худшее — ему родное. Его руки привыкли к этому рулю, он не признает другой, он будет держаться, впившись в него. Миша, который бросил Оксфорд — его достали учителя, у него ненависть к учёбе, он очень умный, очень циничный, он всё видит, но он не смог вклиниться туда, не смог стать англичанином. Это всё для него джунгли, а он хищник: либо ты меня, либо я тебя. По моему обширному опыту жизни на Западе, и опыту Миши Идова, и всех, кто там был — там не все так живут и там не надо так жить, чтобы постоянно оборачиваться.

Это, может быть, чрезмерно философское суждение о развлекательном процедуральном сериале на развлекательном канале, но я его для себя так вижу — что эти люди вокруг себя выстроили несколько квадратных метров Москвы и России. Они в таких своеобразных пузырях. Это антитеза. У Сережи Минаева в первом «Духлессе» есть изумительный совершенно персонаж, я просто приведу его как антипример: такой тусовщик, который живет, в основном, в Лондоне, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, но приезжает тусить в Москву. И у него есть просто потрясающая речь, где он приблизительно так говорит: «Я вокруг себя везде делаю Лондон. Где бы я ни был, я вокруг себя делаю три квадратных метра Лондона. У меня все красиво, у меня всё супер, у меня все улыбаются, у меня нет этого мерзкого совка, у меня затыкается оркестр вокруг меня». «Лондонград» делает то же самое, но полностью наоборот — они не верят в закон, они верят в нарушение закона, они не верят в те ценности, которые там есть, по разным причинам. Не потому, что они плохие люди, просто они не смогли привыкнуть, они не смогли там стать своими. И они находят на свою задницу проблемы и приключения, они существуют в серой зоне, потому что в белую никогда не смогут выйти, они даже не хотят этого, им она неприятна. Они отчасти ребята из подъездов, пусть даже с оксфордским образованием. Пусть Алиса дочка олигарха, она видела весь мир, для неё не секрет, как выглядит Порто-Черво с борта яхты, но она от этого бежит в совершенно другой мир, она хочет стать независимой в этом сером тёмном мире, и у неё это получается. Это трагичные герои, с ними происходят весёлые вещи, весёлые приключения, но их объединяет то, что они в чужом пространстве. И даже если оно их принимает, они сами его никогда не примут.

Смотрите «Лондонград» на телеканале СТС с понедельника по четверг в 22:00, а также на сайте Videomore.ru в любое время и абсолютно бесплатно.

---

Скоро на Синемафии — продолжение нашего интервью с Андреем Рывкиным, где мы поговорим о том, как научиться сценарному мастерству, обсудим сценарный кризис и российскую сценарную традицию, а также постараемся разобраться, нужно ли отвечать Голливуду, или же стоит разговаривать с ним на одном языке.